Пряча наигранную усмешку, Максим подходит и пробегает пальцами по его волосам. Алекс тут же отшатывается, быстро оглядывается по сторонам и внезапно замечает любопытное лицо старушки в окне первого этажа.
«Надо купить кепку… с козырьком побольше.»
– Ладно, пошли.
– За телефоном?
– За продуктами…
Но до магазина они добираются не сразу, сначала садятся на маршрутку и полчаса трясутся в заду пассажирской газельки, переглядываясь с соседних кресел друг напротив друга. Причём свои длинные ноги Максим вытягивает прямо под сиденье Алекса. Между его колен. И пассажиры время от времени косятся в их сторону: на Алекса весьма сочувственно, на Максима неодобрительно. Одна старушка даже пару раз громко вздыхает насчёт распоясавшейся молодёжи, отрастившей конечности, но так и не научившейся вести себя в общественном транспорте. И Алекс правда чувствует себя жертвой – ему совсем не нравится ехать, расставив колени и на каждом повороте опасаясь слететь с кресла на эти самые отрощенные конечности носом вперёд. К тому же Максим время от времени шевелит ступнями, задевая то его штанину, то кроссовок – словом, вылитый хулиган, нашедший над кем поиздеваться в дороге. Но если это то, что ему нужно…
Впрочем, когда на одной из остановок они оба встают и направляются к выходу, во взглядах некоторых пассажиров появляется недоумение, а некоторых – даже отвращение. Видимо, до них доходит, что действия Максима были обычным заигрыванием… но ведь окажись на месте Алекса девушка, они бы не вызвали такую реакцию.
– Не делай так больше.
– Как?
Выбравшись на улицу, Алекс прячет кошелёк с мелочью в карман и оглядывается на рынок по другую сторону дороги, вроде бы ещё открытый… потом на супермаркет в сотне шагов от остановки. И решает, что магазин как-то привычней.
– На меня всю дорогу пялились, а сейчас наверняка думают, что встретили двух извращенцев.
– Какая разница, что они думают?
– А тебе всё равно?
– Всё равно. К тому же… разве тебя не заводит? Только представь, как бы вытянулись их физиономии, посади я тебя на колени и засоси?
Алекс спотыкается на полпути к супермаркету и оборачивается:
– Они бы вытянулись, даже займись этим парень и девушка.
– Возможно.
Несмотря на примирительный тон, Максим довольно улыбается. И почти даже искренне, словно эта выходка помогла ему вернуть уверенность. И живое выражение на его лице намного симпатичнее каменной маски.
– Кстати, насчёт твоего ожидания… – Алекс решает вернуться к замятой теме, вот только яркое солнце бьёт прямо в глаза, и ему приходится встать чуть левее, чтобы то оказалось у Максима за затылком. – Сколько примерно ты собираешься ждать?
– А что?
– Да просто пытаюсь прикинуть, надолго ли хватит моих финансов. Да и квартиру нам дали лишь на неделю…
Улыбка Максима исчезает.
– Всё настолько плохо?
– Не совсем… – замявшись, Алекс вдруг заканчивает фразу совсем не так, как собирался. – Но сегодня ты можешь ни в чём себе не отказывать.
В конце концов, им обоим не помешает немного повеселиться. На свете существует не так уж много вещей, гарантированно улучшающих настроение, а вкусная еда – одна из них.
– Уверен?
– Да!
В магазине они сразу берут большую тележку. Но несмотря на свои слова, Алекс не торопится шиковать и кидает в неё мелочёвку вроде туалетной бумаги, мыла и салфеток, а вот Максим сразу направляется к ярким полкам – и в корзину летят шампунь, одеколон, бритва и гель для бритья. И хотя Алекс вполне мог бы принести все эти вещи из дома, он заставляет себя промолчать. Подумаешь, парой тысяч больше, парой меньше… Да и если честно, его бритва даже в подмётки не годится той, что выбрал Максим.
Однако сравнение своей полки в ванной с упавшим в тележку заставляет Алекса задуматься, а не слишком ли скромно он живёт? Ведь по сути, он вполне может себе позволить покупать вот этот гель вместо дешевой пены…
– Как насчёт цитрусовых?
Вопрос застаёт врасплох. Моргнув, Алекс обнаруживает в руках Максима большой тюбик апельсиновой смазки.
– Или возьмём послаще? – продолжает тот. – Хочешь земляники?
И делает он это отнюдь не шёпотом. К счастью, в непосредственной близости обнаруживается лишь работница магазина, раскладывающая товар на нижней полке, и если она не повернётся, а Алекс ничего не ответит – у девушки ещё есть шанс остаться при мнении, что позади неё нормальная, гетеросексуальная пара…
– Джеф?
«Нет, теперь вряд ли».
Алекс обречённо кивает и молча пинает тележку, выкатывая её из косметического ряда и направляя к продуктовым.
Вспоминается, как в первое их совместное посещение магазина Максим ограничился огромной тушей гуся и приправами, а потом щегольнул поварскими навыками… Однако сейчас он сразу кидает в тележку курицу-гриль. Три штуки. Потом выгребает десяток салатов из застеклённых холодильников, за ними следуют батон ветчины и приличный ломоть сыра. Алексу остаётся только вздохнуть и натянуто улыбнуться. Нет, ему не кажется, в этих продуктах есть что-то экстраординарное, но до сих пор он привык закупаться подобным образом преимущественно в праздники. И то – лишь начав работать и сняв с плеч матери часть забот о наполнении холодильника. И хотя сейчас у него есть деньги, тоскливое чувство, в простонародье зовущееся «жабой», мешает насладиться процессом закупки.
А вот Максим кажется одновременно озадаченным и счастливым. И он вовсе не бездумно отправляет в тележку всё, что видит, нет, он явно выбирает. А когда очередь доходит до трёх коробок замороженной пиццы, даже решает робко оправдаться:
– Обычно я не ем такую вредную пищу… но иногда очень хочется.
И было мелькнувшая в голове Алекса мысль, попросить его остановиться, так и остаётся лишь мыслью.
«Да и что он обо мне подумает? Что я не могу себе позволить даже нормальную еду?»
Нет, в своё время Алексу хватило жалостливых взглядов после смерти отца. И той крошечной пенсии по потере кормильца, ради которой приходилось таскаться с матерью по многочисленным кабинетам… и тех государственных подарков на новый год, и льготных путёвок в летние лагеря, и клейма «малоимущий» на подготовленных для поступления документах…
Но сейчас он уже не ребёнок. У него есть свои, заработанные, деньги. И он их потратит, как считает нужным, даже если на полную хрень.
С этой уверенностью Алекс подкатывает тележку к кассе. И пока миловидная девушка пробивает товары, почти даже не следит за неумолимо растущей на дисплее суммой. Но увидев итоговую стоимость, равную примерно четверти его ежемесячной зарплаты, невольно вздрагивает – а Максим почему-то выбирает именно этот момент, чтобы вытащить со стойки с мелкими товарами большую пачку презервативов и бросить на резиновую ленту конвейера.
Гордость, жадность и здравый смысл тут же вынужденно капитулируют перед единственным желанием: свалить из магазина побыстрее.
Но сначала надо бы расплатиться. И Алекс покорно выуживает из недр кармана пять бумажек по одной тысячи. Забирает несколько пятёрок сдачи. Но подумав – отдаёт обратно, ведь про пакеты-то они забыли.
Пальто приходится одеть, потому что руки заняты набитыми пакетами. Причём Максим забирает себе четыре, а Алексу остаётся только два. Но на этот раз гордость издаёт лишь тихий писк и затыкается.
До нужного дома минут пять ходьбы. На двери нет домофона, а внутри – лифта, но подъём на пятый этаж заставляет Максима лишь слегка запыхаться. Алекс не подаёт вида, что устал, хотя руки его почти отваливаются, а спина настолько взмокла, что кажется, пальто промокло насквозь. А за дверью снятой им квартиры обнаруживается настоящий апокалипсис.
Нет, их, конечно, предупреждали, но…
Во-первых, прихожая: небольшая, квадратная, из которой по идее можно попасть на кухню, в туалет и комнату, перегорожена ёлкой. С игрушками. Такое чувство, что упоминая вечеринку на прошлых выходных, Маша имела в виду конец затянувшихся новогодних гуляний.
Во-вторых, кухня, которую можно полностью разглядеть от двери: узкая и длинная, на её полу почему-то развёрнут ковёр, а от стола тянет такой вонью, словно недоеденные салаты и прочая еда, почти не идентифицируемая из-за расстояния и старости, протухла ещё в прошлом году.
Что касается большой комнаты, часть которой так же видно из прохожей – в ней всего лишь били посуду, стреляли конфетти и разливали шампанское. И это ещё не ясно, что там с огромной кроватью, спрятавшейся в другой её половине…
– Как у тебя с уборкой? – спрашивает Алекс, стоя на пороге и пока не пуская Максима внутрь.
Хотя ему, наверняка, всё и так прекрасно видно поверх его головы.
– Может, лучше позвать специалистов?
– Каких? Тех, что места преступлений от крови отмывают?
– Типа того.
Алекс пока не проверял, сколько конкретно налички осталось в его закромах, но что-то подсказывает – подобные траты для неё станут фатальны. А потому мотает головой.
– Я верю, что ты сможешь.
И перешагивает порог, опуская пакеты у стенного шкафа.
– Я?
Максим протискивается следом и тоже избавляется от груза.
– Да, ты, – Алекс поднимает голову, любуясь недоумением на его лице, постепенно переходящим в возмущение, а потом отступает назад, за пределы квартиры. – Мне надо по кое-каким делам.
– Вернёшься домой?
– Да. Вещи собрать и… Ты ведь не против моего общества?
В ответ Максим поджимает губы и переплетает руки на груди.
– А меня, значит, оставляешь прибраться?
– Ну… кто-то тратит деньги, а кто-то занимается хозяйством… – Алекс подмигивает и отступает ещё. Но тут вспоминает о своём обещании и вытаскивает из кармана несколько бумажек. – Вот. Купи себе что-нибудь недорогое. А то после уборки со скуки помрёшь.
И не взглянув Максиму в глаза, сбегает по лестнице. На самом деле, он хотел бы купить ему какой-нибудь крутой смарфон. Из флагманов. Чтобы красиво и стильно смотрелся в руке. И чтобы хоть немного улучшил настроение. Только вот подобная игрушка Алексу не по карману. Сейчас. И вряд ли станет когда-нибудь в будущем.
«Я словно взялся позаботиться о чужом экзотическом питомце… и хочу оставить его себе.»
Дорога домой занимает не больше получаса, однако, когда он подходит к подъезду, часы уже показывают четыре. Алекс медленно поднимается на свой третий этаж, чувствуя, как с каждой ступенькой всё больше тяжелеют ноги. Дверь открывает своим ключом. В прихожей темно, в комнате тоже стоит полумрак – из-за задёрнутых штор. Мама лежит на диване. Возможно, она спала, но сейчас глаза открыты. Рядом на тумбочке – браслет-манжета для измерения давления и коробка с лекарствами.
Укол вины заставляет Алекс склонить голову и молча сесть рядом.
Он не приготовил никакой речи. Поэтому просто смотрит на сцепленные перед собой пальцы и ждёт.
– Ты знаешь, что среди голубых самый большой процент заболевания СПИДом?
И это первое, что он слышит. Сжав кулаки, Алекс поднимает взгляд на зеркало в дверце шкафа. И в отражении видит застывшее лицо матери.
– Это всё, что тебя волнует?
– Всё, что меня волнует – это ты! – она приподнимается на локте, и белое полотенце с её лба съезжает на подушку. – Господи, как тебя угораздило-то?!
– Угораздило «что»?
– Связаться… с этим… этим…
– Его зовут Максим.
В зеркале мама падает обратно на подушку и поворачивается на спину. Она смотрит на потолок с таким видом, словно на нём написаны ответы, только на непонятном языке.
– Слушай, ма, он не какой-то там плохой дядя, растливший твоего сына. Он мне… нравится.
– Ещё скажи, что любишь его!
Эта фраза по тону больше напоминает плевок. Плевок прямо в душу. Или выстрел.
– И если он такой замечательный, почему тогда сбежал с поджатым хвостом? – добавочный, в голову.
Не хочется даже объяснять, что у Максима женщинофобия*, ведь сейчас это точно прозвучит как удобное оправдание… Да и если честно, если бы чья-то мать заговорила с ним подобным тоном, у Алекса бы тоже пропало всякое желание оставаться в её обществе.
Рядом раздаётся глубокий вдох, потом выдох, и неожиданно уже более спокойный голос произносит:
– Ладно… Если тебе так хочется поиграть в эти игры – играйся. Но умоляю, не подцепи какую-нибудь заразу. Я не уверена, что смогу оплатить твоё лечение в диспансере…
– …
Алекс вновь не отвечает. У него никогда не получалось спорить с мамой, и хотя сейчас он уверен, что она не права, мысли ещё только формулируются в слова для ответа, а на голову уже обрушивается новая волна упрёков:
– Кстати, не хочешь рассказать, с какой стати ты не на работе? Твой дружок нашёл тебе место получше? В каком-нибудь клубе, а? Вроде торговли порошочком?
– Ма!
Алекс вскакивает с кровати. Эта несправедливость надуманных обвинений выводит его окончательно. Разве отец не доканывал её тем же самым?! Или она специально выбирает, как сделать ему побольнее?!!
– Хочешь знать, почему я не на работе? Потому что я уволился! Потому что меня обвиняют в воровстве! А ещё они узнали про Максима и прохода не дают своими супер-остроумными замечаниями! Да, я снова, как когда-то в школе, превратился в цель для издевательств и насмешек! И знаешь что?! Я наивно надеялся, что меня поддержит хотя бы родная мать!!! А ты… ты…
Звонок в дверь прерывает и так захлебнувшийся поток его возмущений. Прижав полотенце к груди, мама тянется к стакану с водой и небольшой коробочке. А звонок в дверь повторяется.
– Иди посмотри, кого принесло…
Алекс сжимает зубы, заставляет себя развернуться и выйти в прихожую. Он даже не спрашивает, кто там, просто рывком распахивает дверь. И первое, что видит – три огромных фигуры. Потом зрение фокусируется на высоком мужчине с почти полностью седыми волосами, но ещё довольно гладким лицом, и двух почти одинаково широких громил за его спиной. Все трое одеты в пиджаки, но на стоящем впереди он серого цвета, а ещё в его руке кейс с замком-шифром, на шее туго затянутый галстук, а в блёкло-синих глазах – лёд.
– Александр Астеньев, если не ошибаюсь? – спрашивает седовласый. – Не подскажешь, где я могу найти своего сына?
___________________________
Женщинофобия – имеется в виду, конечно же, гинофобия, страх или ненависть (или и то, и другое), возникающие у мужчин по отношению к женщинам. Как правило, от этой фобии страдают именно мужчины. Также она известна под названием Гинефобия или Феминофобия.