При этом я уже не мог крутиться, как в студенческие годы, когда ездил каждое лето в стройотряды, чтобы там подзаработать не головой, а руками. Я ведь еще и профессиональный каменщик. Специально выучился, прежде чем в первый раз ехать в стройотряд. Если что, так и сейчас могу печь сложить.
Но на тот момент преподавательская работа в МГУ занимала всё мое время, и такой возможности поправить финансовое положение не было.
Правда, меня сильно выручало общество «Знание». Я читал несколько лекций в неделю. В летние месяцы получалось лекций по тридцать, зимой меньше – по пятнадцать. За одну лекцию, как сейчас помню, платили десять рублей. На руки получалось рублей девять с копейками. Это был неплохой, но фактически единственный дополнительный источник содержания семьи. Да еще жили мы в кооперативной квартире.
Эта квартира была и нашей радостью, и огромной проблемой.
Наверное, молодежь и не поймет, отчего у меня столько эмоций по поводу обычного жилья и при чем тут словечко «кооперативная». А суть в том, что во времена моей молодости не было ни ипотеки, ни даже права собственности на жилье, и купить собственную квартиру – это было что-то за пределами мечтаний. Надо было либо десятилетиями стоять в очереди «на улучшение жилищных условий» (кто-то в этой очереди еще до сих пор стоит), либо ухватить счастливый шанс и вступить в строительный кооператив, когда дом или, к примеру, гаражный комплекс возводили на средства будущих владельцев квартир. Это была настолько редкая возможность, что люди совершали невероятное и отдавали последнее, если представлялся шанс.
Есть такой советский фильм «Гараж». Там вся интрига построена вокруг бесконечного спора членов кооператива: кого вычеркнуть из списка, потому что гаражей на всех не хватит. И в запале дискуссии один из героев (персонаж Георгия Буркова) говорит знаменитую фразу: «Я за машину родину продал!»[3] Так вот, для того чтобы мы могли вступить в кооператив и купить эту квартиру, мой папа продал родной дом в станице. Но и этих денег было мало.
Подгоняемый финансовым голодом, я читал свои лекции и, естественно, вращался в самых разных кругах. В тех, где была востребована моя, прямо скажем, особая тематика. Я был не просто специалист по праву, но по праву, как тогда говорили, государственному. Нынче это называется – конституционное право.
И когда начались все эти реформы – избирательные, политические и прочие, то возник заказ на освещение тех тем и вопросов, в которых я был специалистом. А именно: почему так строится выборная система, почему надо менять или поправлять Конституцию и т. п.
В итоге так получилось, что в подмосковном Калининграде, теперешнем Королёве, у меня состоялось множество выступлений чуть ли не на всех предприятиях города. Причем предприятия были совсем не простые, а ракетно-космические: это и НПО «Энергия», и знаменитый ЦНИИмаш с Центром управления полетами, и КБхиммаш имени Исаева… И люди там, даже на рабочих специальностях, были тоже очень непростые.
И тут, когда начались реформы и подготовка к выборам в депутаты, многие, особенно интеллигенция и высококвалифицированные специалисты-технари, как самая активная, самая продвинутая часть избирателей, задались вопросом: кого они хотят видеть своим представителем во власти? И они устроили у себя на предприятиях, если можно так сказать, «праймериз». Слово не совсем точное, потому что никто тогда и не знал, что это за процедура такая. Но смысл в том, что активисты начали опрашивать на своих предприятиях инженерных сотрудников и рабочих (а любой рабочий в космической сфере – почти академик), кого бы они хотели выдвинуть в депутаты.
Совершенно неожиданно для себя я попал в этот список. Получилось, что не я куда-то пошел с просьбами, а ко мне пришли и попросили. Я просто попал в поток, бурный поток того времени. Хотя теперь, спустя годы, понимаю, что мое желание, пусть даже и невысказанное вслух, совпало с желанием людей. Это и решило всё дело. А главное – круто изменило мою судьбу.
Как там у Анны Ахматовой?
Воздух пах свободой
Возможно, это звучит слишком поэтично, но, вспоминая то время, я ощущаю в воздухе аромат свободы. Да, было такое чувство, что все плохое уже в прошлом, что люди и страна никогда не станут прежними, что они стряхнули с себя многолетний страх и смело пошли вперед. Политика интересовала всех. Люди жаждали общения, готовы были слушать тех, кому было что сказать, часами. Я помню три собрания, когда нас выдвигали в депутаты. Так на этих собраниях в огромных актовых залах предприятий собиралось до полутора тысяч участников. Люди если не на люстрах висели, то на балконах гроздьями. Это точно. Они слушали и обсуждали кандидатов где-то с семи вечера и до одиннадцати, а то и за полночь засиживались. Причем на последнем этапе кандидаты выступали все вместе и публично. Понимаете, это были настоящие политические дебаты. Не срежиссированные, не фиктивные, не театр какой-нибудь. Именно дебаты! Короткое выступление, вопросы, обмен мнениями. Самая тяжелая стадия: ответы на вопросы из зала. И это запомнилось. Вообще удивительно, что тогда люди могли искать, сравнивать, выбирать, думать, в конце концов, прежде чем принять окончательное решение. И это после семидесяти лет жесткого прессинга со стороны власти, государства, которое, казалось бы, окончательно отбило у людей тягу к любой политической активности и сознательности. И это было потрясающе. У меня до сих пор мурашки по спине.
3
По правилам тех времен вступить в гаражный кооператив мог только тот, у кого была машина.