— А я помню, — ответила Карлотта. — Окончив шестой класс, ты объявила, что выросла и детские игрушки тебя больше не интересуют. И мы убрали их на чердак.
Дорси кивнула:
— Верно. Теперь и я припоминаю. Мне было двенадцать лет, и я мечтала поскорее стать взрослой.
— Мне всегда казалось, что это глупо. Необязательно быть маленьким, чтобы играть.
— Знаешь, теперь я готова с тобой согласиться.
Достав из коробки куклу Барби, Дорси провела рукой по ее шелковистым искусственным волосам. Барби была одета в элегантное синее вечернее платье — работа матери, должно быть.
Дорси порылась в коробке в поисках более подходящего наряда.
— Что я вижу? — мягко улыбнулась мать. — Наша феминистка играет с Барби? Не вы ли вечно твердите, что Барби вредна для детской психики, что она вырабатывает у девочек завышенные требования к собственному телу и способствует возникновению анорексии?
Дорси отмахнулась и, найдя подходящий наряд, принялась раздевать куклу.
— Анорексия возникает по самым разным причинам. Но Барби тут ни при чем. Ты когда-нибудь слышала, чтобы я, глядя на Барби, говорила: «Хочу иметь такой же пышный бюст и такую же осиную талию!»?
— Ни разу, — ответила Карлотта.
— Вот видишь, — кивнула Дорси. — Кого интересует внешность куклы? Важно, во что ее одеть. И какую жизнь ей придумать. Помнишь, как мы с тобой сочиняли приключения Барби?
— Конечно, помню! — рассмеялась Карлотта. — Моя Барби объездила весь мир: побывала и в Монако, и в Рио-де-Жанейро, и в Швейцарии, встречалась с принцами и кинозвездами. А еще у нее был роман с солдатом Джо, — и она извлекла из коробки другую куклу — солдата в черной форме коммандос. — А твоя Барби такими глупостями не увлекалась: она бегала по пустыням и джунглям, боролась с кровожадными тиранами, защищала от истребления тропические леса.
— Да, моя Барби спасала мир! — кивнула в ответ Дорси.
— А моя — просто жила. И наслаждалась жизнью.
Дорси задумчиво подняла глаза на мать. Та уже отложила солдата в сторону и теперь обряжала свою Барби в кружевной персиковый пеньюар.
— Карлотта!
— Что?
— Ты уверена, что тебе не подменили ребенка при рождении?
Мать улыбнулась в ответ.
— Совершенно уверена. С тех пор как ты вылезла из меня и подняла крик, я глаз с тебя не спускала.
— Правда? — Дорси чувствовала, как к глазам подступают слезы.
— Правда.
— Спасибо.
— За что же, милая? Тебе спасибо, что ты есть.
Сидя рядышком на полу, с полуодетыми куклами в руках, обе несколько минут не произносили ни слова. Наконец Дорси решилась:
— Сегодня я потеряла работу.
— В «Дрейке»?
Дорси кивнула. Она чувствовала на себе внимательный взгляд матери, но боялась поднять глаза.
— Работу в «Северне», наверно, тоже скоро потеряю. И еще, — добавила она, чувствуя, что больше не может держать это в себе, — еще я потеряла Адама.
Несколько секунд мать молчала. Затем спросила осторожно:
— Что случилось? Вы разошлись?
Дорси горько усмехнулась:
— Как мы могли разойтись, когда еще по-настоящему не сошлись?
— Может быть, расскажешь мне все с самого начала? — вздохнула Карлотта.
Дорси встретилась глазами со взглядом матери и торопливо, чтобы не успеть опомниться, выложила ей всю историю. О том, что произошло в кабинете Линди. Об откровениях хозяйки «Дрейка» и о том, как (точнее — никак) воспринял их Адам. О том, что теперь Линди грозит подать на нее в суд. Что Лорен Грабл-Монро грозит публичное колесование на потеху толпе.
Не рассказала она только об одном — что смертельно боится будущего, а одна мысль о жизни без Адама наполняет ее невыносимым отчаянием. Не рассказала, потому что это и так ясно. Она слышала нотки отчаяния и страха в собственном голосе — не сомневалась, что слышит их и Карлотта.
Выслушав печальную повесть до конца, Карлотта заметила:
— Во-первых, ни засадить тебя в тюрьму, ни привлечь к суду Линди Обри не сможет.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Ты не сделала ничего противозаконного. Вот если бы ты опубликовала книгу, вывела в ней Линди под собственным именем и обозвала ее стервой — тогда да. Да и то сначала ей пришлось бы доказать, что она не стерва. И, ручаюсь, едва эта стерва вышла бы на свидетельское место, суд принял бы твою сторону.
— Не знаю…
— Линди угрожала тебе, потому что очень разозлилась. И испугалась. Она обратится к адвокатам, и они объяснят, что преследовать тебя не за что. Так что не беспокойся, Дорси. Бояться нечего.
— Тогда она меня просто прикончит, — фыркнула Дорси. — Держу пари, у нее полно дружков-гангстеров! А может, и сама нажмет на курок.
— Перестань, — нахмурилась Карлотта. — Работа, диссертация — все это мелочи. Как быть с Адамом?
Дорси надеялась избежать этой темы — как видно, зря надеялась.
— Что ты ему скажешь?
Плечи Дорси поникли:
— Ничего не скажу.
— Что?!
— Карлотта, он не станет меня слушать. Я пыталась ему все объяснить там, в «Дрейке», но он уже сделал выводы и встал на сторону Линди. Он мне не поверит.
Несколько секунд Карлотта пристально всматривалась ей в лицо.
— Объясни, пожалуйста, — заговорила она, — почему ты держала свои записи в «Дрейке»?
Мысли Дорси сейчас были так далеки от этих трижды проклятых записей, что она не сразу поняла, о чем спрашивает мать.
— Поначалу я оставляла их дома — боялась, что в клубе они попадут в чужие руки. Но скоро выяснилось, что это очень неудобно. Наблюдения и идеи необходимо записывать сразу же — через несколько часов они забываются. Поэтому я носила блокноты с собой и делала записи в перерывах и после работы. И потом, мне казалось, что Линди… — Она пожала плечами. — Что она не станет копаться в чужих вещах. Она просто помешана на неприкосновенности собственной частной жизни и, мне казалось, с уважением относится и к чужой. Не думала я, что она на такое способна. Я ей доверяла.
— Так же, как Адам доверял тебе, — заметила Карлотта.
— Да, — тихо ответила Дорси.
— А теперь он думает, что ты предала его доверие.
— Знаю. В этом-то и беда. Не такой он человек, чтобы простить измену.
— Вот как? — переспросила Карлотта. — А какой он человек?
Закончив одевать Барби, Дорси положила ее на пол рядом с Кеном и съежилась, прижав колени к груди. Поза эмбриона, подумала она. Что дальше? Назад в материнское чрево? Ну нет, на такое Карлотта не согласится.
— Адам, — заговорила она наконец, — человек властный, твердый, решительный. Безжалостный. Готов на все, чтобы защитить себя и то, что ему дорого. Он с радостью бросит Лорен Грабл-Монро — то есть меня — на растерзание волкам.
— Ты так думаешь?
— А ты, Карлотта? Ты же знаешь, как он ненавидит эту книгу! Да он своими руками меня на клочки разорвет!
— Может быть, он и готов был разорвать на клочки Лорен Грабл-Монро. Но не тебя, Дорси. Ты сама сказала: он на все готов, чтобы защитить то, что ему дорого.
— Я ему не дорога, — пробормотала Дорси.
— Вот как?
Дорси медленно покачала головой.
— Что бы ты там ни говорила, — продолжала Карлотта, — Адам не бросит тебя на растерзание волкам.
— Не уверена.
— А я уверена.
— Почему?
— Потому что он похож на тебя, Дорси. А ты бы никогда так не поступила.
— Он совсем на меня не похож! — изумленно воскликнула Дорси.
— Похож как две капли воды, — возразила мать. — Поэтому тебя так тянет к нему. Поэтому ты так отвечаешь на его зов. Ты узнаешь в нем себя.
— Нет, он… я… мы… — Беспокойно вздохнув, она попыталась объяснить то, чего сама как следует не понимала:
— Он совсем не похож на мужчин, которые мне нравились раньше. Отчего же мне так больно его терять?
— Неужели до сих пор не. понимаешь? — мягко улыбнулась Карлотта. — В этом твоя беда: ты всегда выбирала Кенов, не понимая, что тебе нужен солдат Джо.
— О чем ты? — непонимающе уставилась на мать Дорси.