Мухобой тоже насторожился.
— Вот и я думаю, — продолжал Пиноккио, — а не вы ли, синьоры полицейские, потеряли эти два сольдо? Дай, думаю, пойду, спрошу.
— Точно, — сказал мухоненавистник, — а я всё утро маюсь, куда я подевал один сольдо?
— И у меня один пропал, — сказал толстяк, — где наши денежки?
— Вот они, — Буратино протянул им две монеты.
Толстый липкими пальцами воровато взял деньги и спрятал их в карман.
— Синьоры, — продолжал Буратино, — мне почему-то кажется, что вы потеряли не два сольдо.
— Какой умный мальчик, — сказал толстяк, — а сколько же мы потеряли?
— Как минимум четыре. Причём остальные два сольдо вы потеряли именно здесь, на рынке. Может, мы поищем с ребятами, если найдём, клянусь честью, принесём их вам.
— Что ж, — сказал мухобой, — ищите, это законом не возбраняется, только в процессе поиска не заденьте кого-нибудь, чтобы жалоб на вас не было.
— А как же не задеть? — удивился Пиноккио. — Тут, в такой толчее, и не захочешь — всё равно кого-нибудь заденешь. А люди последнее время злобные пошли. Тут же жаловаться побегут.
— Это верно, — согласился толстый, — народ пошёл дрянь, но вы поаккуратней ищите, а мы на обед сходим, уж вы за час расстарайтесь-найдите.
— Постараемся, — оживился Буратино, — уже не сомневайтесь.
— Вот и договорились, — сказал мухобой, и они с напарником стали медленно удаляться с рынка, по дороге треская какого-нибудь бомжа или пьяного дубинками.
А Буратино побежал к своим товарищам и сказал им:
— Садимся, пацаны, быстро, времени у нас в обрез.
И игра началась. Народу вокруг игроков собралась куча, всем было любопытно узнать, что же там происходит.
— Цэ шо забава такая?
— Что это там тот малец колдует?
— Ох, и ловко играют!
— Да не пихайтесь вы меня в бок. Он же вам не чугунный.
— А что же вы столбом стоите, как осёл, мне же тоже посмотреть охота.
В общем, люди лезли смотреть, потом отваживались играть по мелочи, а потом и по-крупному. Банду охватило возбуждение от лёгких денег. И бабки поплыли к ним рекой. Не прошло и полчаса, как у Рокко в кармане позвякивали восемнадцать сольдо. И тут произошёл казус. Лука сплошал. Не успел он взять в руку шарик, когда краснолицый фермер умудрился всё-таки поднять победный напёрсток.
— Я выиграл, — заявил он, — гоните денежки, синьор игрок.
Фермер ставил на кон пять сольдо и теперь рассчитывал получить законные десять. Но очень пацанам не хотелось отдавать деньги лоху, и Чеснок заявил:
— Дядя, игра Московская была.
— Какая ещё Московская? Что это значит? — возмутился фермер.
— Московская игра значит: кто угадал, тот проиграл.
— Да вы тут жулики, — заорал селянин и тут же получил хороший удар по голове от Фернандо.
И такой хороший, что шапка налезла ему на глаза, а в этих самых глазах поплыли пятна. А пока у фермера в глазах плыли пятна, Серджо вытащил его из толпы за кушак и усадил ошарашенного на ящик. Параллельно с этим Фальконе сделал ставку и выиграл. И зеваки тут же забыли об облапошенном фермере.
«Коллектив, кажется, сработался», — удовлетворённо отметил слаженность работы бригады Буратино, а сам подошёл к фермеру, хнычущему на ящике, и предложил ему воды из консервной банки.
— Я же выиграл, — стонал тот, попивая дармовую воду, — вот скажи, пацан, я выиграл или нет?
— Не знаю, синьор, — дипломатично уклонился Пиноккио, — вон синьор в рваной шляпе выиграл, денежки ему отдали.
— А я чем хуже? Деньги не отдали, да ещё по башке двинули, аж земля шатается. Что за жизнь такая, деньги не отдали и жена у меня дура и ещё страшная, как чёрт.
— Выпить вам надо, — посоветовал Буратино.
— Только что и осталось, — сокрушённо сказал облапошенный мужик и пошёл, пошатываясь, в трактир.
И игра тем временем продолжалась. И денежки текли в бригадную кассу. Всё складывалось неплохо, пока мимо Буратино бодрым шагом не прошёл взволнованный господинчик, прилично одетый и с разбитым носом.
— Негодяи, — ругался он, придерживая нос окровавленным платком, — я вам покажу, вы ещё узнаете, с кем связались.
Что он покажет и с кем они связались, Буратино не расслышал, так как его внимание привлёк крик: на этот раз орал Лука, орал как резанный. Пиноккио растолкал толпу и увидел, как сурова жизнь бродяжья. Фермерша, весом пудов семь-восемь, схватила Крючка за волосы и трясла его, словно тряпку, приговаривая:
— Ты что же, поскудник, деток моих без хлеба хочешь оставить?
В толпе хихикали, но Крючку было не до смеха.
А зачем же ты, дура, играла, — шипел он, пытаясь вырваться.
— Так выиграть хотела, — объясняла фермерша, продолжая драть ему волосы, да так, что у пацана ноги от земли отрывались.