— А вот там и разберёмся, — пообещал толстый, тыча литератора в живот дубинкой, — обзывал или не обзывал. Как заплатишь штраф двадцать сольдо да ещё десять суток на нарах клопов кормить будешь.
— Я не хотел, — захныкал синьор, — это я в состоянии аффекта, я — писатель. Тем более, что скотами и дубинами я вас не обзывал.
— А свинством? А идиотами? — вставил Буратино.
— Я нечаянно.
— А если я тебя нечаянно гвоздону дубинкой по боку, тебе понравится? — спросил мухобой.
— Простите, — зарыдал синьор, — я больше не буду. Отпустите меня, пожалуйста.
— Идите, — отпустил его толстый полицейский и даже костюмчик на нём поправил, — но если ещё раз попадётесь — не обижайтесь.
— Спасибо, синьоры, я никогда… Никогда… Да уж поверьте… — всхлипывал литератор, уходя.
— И не играйте больше в азартные игры, а то видите, как всё это для вас кончается, — крикнул ему в след Буратино.
— Никогда… Никогда, сволочи поганые… Ещё угрожают, подлецы… — литератор скрылся в толпе, а Пиноккио подошёл к полицейским.
— Ну, что? — спросил его толстый. — Нашли что-нибудь?
— А как же, — ответил Буратино и протянул ему два сольдо, — может, мы и завтра поищем.
— Завтра день воскресный, — сказал мухобой, — завтра столько народу не будет.
— А мы всё-таки не поленимся, — настоял Пиноккио.
— Дело ваше, у нас обед с часу до двух, — заявил толстяк, — ищите, если хотите.
На том они и распрощались. И Буратино побежал к пацанам. А пацаны сияли, как солнышки, даже пострадавший Лука улыбался.
— А знаешь сколько денег подняли? — радостно спросил дружка Чеснок?
— Не знаю. Сколько?
— Двадцать семь сольдо.
— Двадцать семь? — обрадовался Буратино.
— Двадцать семь, — подтвердил Рокко.
— Минус четыре сольдо полицейским, — произнёс Пиноккио.
— Четыре сольдо этим сволочам, возмутился Фальконе, — чтоб они подавились нашими деньгами.
— Сможешь договориться дешевле? — спросил Пиноккио.
— Нет, — буркнул Джузеппе, — но всё равно. Четыре сольдо дюже жирно.
— Итого двадцать три сольдо чистой прибыли, — подсчитал Рокко, — по три сольдо на брата, а остальное в общак.
— Предлагаю добавить один сольдо Луке, — предложил Пиноккио, — он пострадал, у него волосы выдрали.
— Ерунда какая, — не согласился Фальконе, — хотел бы я, чтобы мне за пару выдранных волос по сольдо платили.
— Я вот сейчас скажу Серджо и Фернандо, так они тебе бесплатно все волосы подёргают, — пригрозил Буратино.
— Поотрываем, — подтвердили братцы.
— Да ладно вам, что вы в самом деле, — тут же спасовал Джузеппе.
— Тогда помалкивай, — сказал ему Рокко и подвёл последний итог, — всем по три сольдо, Луке — четыре, в общак — четыре. Итого у нас в общаке девять сольдо. Давайте, может, попируем?
— На общаковые? — с надеждой спросил Джузеппе.
— Нет, по сольдо скинемся, купим еды и пойдём к морю.
— Я не могу скидываться, — заявил Джузеппе, — я на костюм коплю, я с вами так пойду.
— Тогда жрать не будешь, — предупредил его Рокко.
— Ладно, — горестно вздохнул тот.
На том и пореили, а вечером весёлый и довольный Пиноккио пришёл домой.
— Ну, как ваши дела? — спросил его Говорящий Сверчок. — Надеюсь, лучше, судя по твоему сияющему виду.
— Лучше? Лучше — это не то слово, — похвалился мальчишка, — наши дела идут блестяще.
— Много выиграли?
— Много, но это не главное. Главное заключается в том, что мы установили контакт с полицией. Хороший рабочий контакт.
— Это действительно неплохо, — согласился Говорящий Сверчок, — а ещё меня радует то, что ты научился выделять главное. Вот взять какого-нибудь болвана и поставить его на твоё место. Что бы он мне сказал? А сказал бы он мне следующее: «Всё отлично, мы выиграли много денег». А ты нет, ты не такой. Ты уже понимаешь, что деньги выиграть или заработать можно всегда, а наладить контакт с правоохранительными органами — отнюдь!
— Я молодец? — обрадовался Пиноккио.
— Ты давай не очень-то расслабляйся. Умные люди уже давно написали статейку, которая называется «Головокружение от успехов». Там про таких расслабленных пишут. Они, как правило, плохо кончали. Так что давай, думай о будущем.
— А я думаю.
— И что же придумал?
— Считаю, что нам надо пробиваться на ярмарку, там деньги бешеные.
— Да уж, — разочарованно произнёс Говорящий Сверчок, — и этот идиот спрашивает, молодец ли он.
— А что такое? — искренне удивился Пиноккио. — Неужели так плохо играть на ярмарке.
— Для уличной шпаны это отлично, это можно сказать, венец карьеры. Но шпана, они же пацаны, они же бродяги по жизни, люди не очень-то дальновидные. Их дом — тюрьма. Не для всех, конечно. Некоторые с годами умнеют, и начинают понимать, что жульничество, даже такое грамотное, как игра в напёрстки, не имеет перспектив. В конце концов, вы нагреете всех лохов в городе и округе, а дальше что?