— Ладно, — принял трудное решение судья, — отвожу этого свидетеля. У обвинения есть еще свидетели?
— Нету, — буркнул Чеснок, — что же я их леплю что ли?
— Ну, тогда, — нехотя произнёс судья, — вина этой облезлой кошки не доказана, и я отпускаю обвиняемого.
Мальчишки недовольно загалдели, выражая негодование.
— Тихо вы, — рявкнул на них судья, — сами меня сегодня выбрали. Просили судить по-честному, что же теперь ревёте, как ослы какие-то.
— Это Рокко виноват, — заявил кто-то из пацанов.
— При чём здесь Рокко, — вступился другой, — у этого гада адвокат просто зверь. С таким адвокатом этот кот всех голубей в городе пожрать может безнаказанно.
— Да не адвокат это, — вставил третий, — это Пробка, дурень законченный. Зачем всё рассказал про нос свой бараний?
В эту решающую минуту, когда пара самых сердобольных пацанов готовы были выпустить кота из банки, встал прилично одетый мальчик в очках и произнёс:
— Прошу слова у суда.
— Что тебе, Сальваторе Швейман, надо? — спросил судья.
— Я хочу высказаться по существу дела.
— Ты что, Швейман, видел, как кот жрал птицу?
— Нет, этого я не видел, но моральный облик этого кота мне неприятен.
— Это ещё не повод, чтобы его прикончить, — сказал Жмых.
— Естественно, не повод, я вообще противник смертной казни. Но я хочу рассказать о том, что видел.
— Ладно, — согласился судья, — говори.
— В общем, этот кот — маньяк.
— Иди ты? — не поверили мальчишки. — Неужели?
— Да, маньяк. И садист, — настаивал Сальваторе. — Я сам видел, как он над кошками издевается.
— Это как же он над ними измывается? — не без ехидства полюбопытствовал Жмых.
— Да так. Однажды ночью кошки орали, а я заснуть не мог…
— Веская причина, Швейман, чтобы перевешать всех кошек, — съязвил Жмых.
— Так вот, они орали, а я пошел посмотреть, чего это они так орут. Выхожу на улицу и вижу…
— А ты очки-то нацепил? — не отставал от него адвокат. — А что ты без них увидеть мог?
Все засмеялись, а судья сказал:
— Ты, Жмых, поменьше языком трёкай, пусть человек расскажет, что видел.
— И вижу, — упрямо продолжал Сальваторе, не обращая внимания на адвоката, — как этот кот поймал молодую кошку, прыгнул на неё сзади и вцепился ей в спину когтями. Та, бедная, орёт, что есть силы, а этот гад не отпускает. Закогтился так, что за задние лапы не оттащить.
— Вот гад, — сказал кто-то из публики.
— Повесить его, — добавил другой.
— Как же мы его повесим, — раздражённо произнёс судья, если ни потерпевшей нету, ни даже её трупа.
— К чёрту эту юриспруденцию, — заявил Рокко, — есть же и гражданская позиция, в конце концов. Как мы будем жить в одном порту с такой заразой! — при этом он указал пальцем на кота.
— Точно! — заорали пацаны. — Мочить его, козла!
— Ну, раз так, — заявил судья, — то я снимаю с себя полномочия судьи и предлагаю решить судьбу этого облезлого садиста простым, гражданским голосованием.
— Ура! — заорали пацаны. — Да здравствует судья и голосование!
— Итак, господа, — взял слово Чеснок, — кто за то, чтобы повесить этого ублюдка?
— Почему вешать? — возмутились некоторые кровожадные. — Отрубить ему башку при помощи маневрового паровоза.
— Или утопить, — предложили другие.
— Синьоры, синьоры, — урезонивал их Чеснок, — что за варварство, что за дикость? Мы же цивилизованные люди, а вы собираетесь кота на рельсы бросать. А вдруг маневровый паровоз уже в депо ушёл, а обратно пойдёт только к вечеру. Это что же, мы его до ночи казнить будем? Что у нас других дел что ли нету?
— Ну, утопим тогда.
— Неинтересно.
— А может, спалим его на костре? — предложил веснушчатый малый.
— Рыжий, — серьёзно сказал Рокко, — ты знаешь что? Ты болтай-болтай, да знай меру. Ты уж что-то больно жестокий какой-то — это, во-первых, а во-вторых, сжигание — это прерогатива инквизиции. Вот если б мы его уличили в ереси, дело другое. А так повешение или что-нибудь такое же милосердное.
— Ну, давай голосовать, Чеснок, долго ты болтать будешь? — зашумели пацаны.
— Давайте, — согласился Рокко, кто за то, чтобы этого сиамского подонка казнить гражданским судом через повешение?
Все подняли руки, кроме Буратино и Сальваторе Швеймана. Бывший адвокат Жмых, видя такое дело, полюбопытствовал:
— А ты что, очкарик, не голосуешь?
— Я категорически против смертной казни.
— Вечно найдётся какой-нибудь ренегат, — сказал Жмых.
— Я — не ренегат и к этому коту испытываю чувство острой неприязни, — сказал Сальваторе, — но убийство я не приемлю даже в форме правосудия.