Глава 8
It's the final countdown
We're leaving together…
Это последний обратный отсчет
Мы улетаем вместе…
Europe «The Final Countdown»
Как бы не плыло время, оно все равно слишком быстротечно. Широко шагает вперед, оставляя позади воспоминания: обрывки фраз, будоражащие взгляды, мечты.
Когда-то я была спокойна, собрана и всегда получала новые знания, что, без сомнений, помогало мне проживать день за днем, не задумываясь о слишком далеком будущем. Но теперь и я не понимала, что ждет меня за поворотом. Мое время утекало, а я просто училась, вынуждая себя думать лишь об университете. Просто ходила на уроки, выполняла домашнее задание, созванивалась пару раз в месяц с Катаржиной, но ничего ей не рассказывала о случившемся. Не по причине недоверия. Скорее, я боялась, что подруга отыщет оправдание Ларссону, и я стану винить себя, а пока на плаву меня держала именно обида на него.
Но в один тихий зимний вечер, когда я снова беседовала с Катаржиной, она вдруг сказала:
— Звонил Джон…
— О… Кати, пожалуйста, ни слова о них, — мгновенно перебила я.
— Нет, погоди…
— Кати! Я повешу трубку!
Подруга тяжело вздохнула.
— Ладно, успокойся. Просто они большие молодцы. Это все, что я хотела сказать, — заверила Катаржина, но нет, это было не все.
Она явно недоговаривала чего-то. Конечно, меня мучило любопытство, но страх получить новую порцию боли был сильнее, потому я упорно молчала, а после, когда в трубке раздался тихий голос Кати, невольно вздрогнула, осознав, что задумалась о Йоакиме.
— Миа, поверь, после того дня, когда у вас там что-то случилось… А я не имею понятия, что именно… Ты разве не хочешь знать, как он он живет, что с ним, все ли в порядке? Я не понимаю, почему ты так боишься этого, — сказала Кати, и я в ее голосе услышала искреннее беспокойство.
Мне стало так стыдно из-за того, что я не рассказала ей, ведь это несправедливо. Катаржина как раз тот человек, который не осудил бы меня. Потому, помолчав немного, я прочистила горло и честно призналась:
— Мы едва не… — мне все же стало неловко, — мы едва не переспали. Это так… прости, это звучит так отвратительно и пошло. Ведь я верила, что между нами происходит что-то важное, а ему нужно было просто…
— Боже, Миа, — перебила меня подруга, — ты такая наивная. Тебя погубит этот мир, если ты не станешь более прозорливой, — и она добавила тверже: — Что было потом? Почему ты его снова отшила?
Я задохнулась от изумления.
— Ты винишь меня?
— Да, потому что только ты могла понять все не так, как есть на самом деле, — отрезала Катаржина. — Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, но случай с Ларссоном… Просто, Миа, это ревность. Она может принимать нелепые формы. Я знаю. Джон как-то заикнулся о том, что между Миком и Йоакимом что-то произошло. Они долгое время почти не разговаривали, постоянно ссорились. Думаешь, я не догадалась, что дело касается тебя? Ты отвергла парня, а он воспринял это так, будто виноват Микаэли. Вероятно, Йоаким решил, что ты заинтересована его другом больше, чем им самим, понимаешь? Я уверена, Ларссон тоже гад еще тот, но и ты не слишком-то права. Однако… — Кати перевела дух и добавила с улыбкой, я услышала радость в ее голосе: — Мне приятно, что ты не такая податливая. Поздравляю, моя хорошая, ты все еще девственница.
— И что это дает? — грустно отозвалась я. — Тоску по тому, кого потеряла? — и тут же горячо выпалила: — Я понимаю, Кати, понимаю, что так лучше. Я и не должна была, зная парня всего-то несколько месяцев, раздеваться перед ним. Он даже не спрашивал о моих увлечениях, только и запомнил, что я намерена стать пиар-менеджером. Это неправильно. Я не хочу, не хотела подобных отношений. К тому же он артист… ну, пока не совсем, но точно им станет. А что я? Уеду в Англию и стану его ждать? Нет, это не так. Я, Кати, — мне сдавило горло от эмоций, — не смогу ждать его, видеть по телевидению, как он обнимается с девушками, поет для них. Это ужасно…
Катаржина молчала, видимо, дожидаясь конца моей реплики, а когда я притихла, она вздохнула и сказала:
— Надеюсь, тебе полегчало от высказанного. Нельзя такое носить в себе, моя хорошая. Запомни, друзья на то и нужны — не давать упасть. А если ты упадешь, я всегда подниму тебя, моя наивная дурочка. Ты дорога мне, запомни. И… раз уж ты рассказала мне о своей боли, то я не имею права дальше скрывать от тебя…
— Я знаю, что ты улетаешь в Америку. Не переживай. Мне пришлось смириться с этой новостью. Я давно знаю.
Подруга грустно рассмеялась, бормоча, что никому нельзя доверять, а потом мы просто договорились вместе съездить в Лондон, когда отгремит выпускной. Причем это было серьезным решением, и я пообещала поработать перед этой поездкой у папы, если он, конечно, примет меня. Мне все еще хотелось стать самостоятельной, я старалась вплоть до того, что полностью приняла на себя ответственность за ежедневное приготовление ужина. Мама радовалась, считая меня и без того взрослой не по годам, но это было не так, и вот папа как раз понимал все, что скрыто за моей сдержанной улыбкой. Ведь после того случая, когда я впервые в жизни позволила себе сорваться на родителях, и отец, и мама не стали разбираться в причинах, явно догадавшись, что дело заключалось в Йоакиме. Единственное, о чем спросил отец, так это не причинил ли мне Ларссон вреда. Я ответила, что ничего плохого со мной не стряслось, и тема была закрыта.
После Рождества и Новогодних праздников совершенно неожиданно для меня настала весна. Неожиданно, потому что я полностью утопла в бытовых заботах, в полной мере получив от папы возможность стать серьезнее, надежнее, даже практичнее. Я с декабря трудилась в его магазине в Стокгольме, попеременно стоя на кассе, работая на складе в компании приятной женщины-товароведа по имени Марта, и в редких случаях составляя отчеты по остаткам товара. Все это немало закалило меня, поскольку случалось разное: и претензии начальства в лице моего отца, который исключал нашу родственную связь на время трудового дня; и плохое настроение ворвавшихся в магазин с утра пораньше женщин; и склоки между сотрудниками.
Конечно, я старалась не участвовать во всем этом, но чего только стоило поведение Густафа. Он был жуткой «липучкой» для любой новенькой. Хотя коллектив менялся не слишком часто. Скорее, люди просто не справлялись с потоком покупателей, поэтому некоторые продавцы увольнялись. Отец не переживал, к нему всегда шли новые работники, потому как он благодарил за труд достойной оплатой.
Я так привыкла к установленному режиму, что совершенно выпала из жизни внешнего мира. Уроки, звонки Кати, домашнее задание, работа по субботам и по пару часов вечерами, а на каникулах я трудилась все дни, кроме воскресенья. Но пришла пора полностью отдать внимание учебе — приближались экзамены. Я страшно переживала, но чувствовала, что готова.
К сожалению, с Катаржиной мы так и не увиделись на рождественских каникулах и созваниваться стали значительно реже.
***
Солнце било прямо в лицо, отчего приходилось щуриться и озираться по сторонам, пытаясь отыскать более подходящее место для дальнейшей поездки. Дело в том, что мне предстояло приобрести кое-какие детали к моему праздничному платью, предназначенному для выпускного. Торжество состоится чуть больше чем через неделю, а завтра, в пятницу, я должна сдать последний экзамен, чтобы со спокойной душой получить билет в студенческую жизнь. Я уже была зачислена в Лондонский Университет на факультет бизнеса, где вполне ожидаемо собиралась изучать менеджмент. Правильно отделение называлось «Школа бизнеса», и, я знала, что могу рассчитывать на проживание в общежитии, закрепленном за этим отделением. Оставалось только собраться с силами, мыслями и покинуть родную страну, вне которой я не представляла своего существования. Оторваться от родителей — это для меня наивысшая мера наказания. Но я все же радовалась, ведь отъезд давал мне огромный шанс для будущего — престижную работу и, возможно, постоянное проживание в столице Англии…