— Почему ты решил, что я не рада?
Харрисон пожал плечами, улыбнувшись.
— Не знаю, может по причине твоего жуткого вида? — он задорно рассмеялся.
— Да уж, отличный комплимент, — улыбнулась я в ответ, взглядом уткнувшись в дверь клуба. — Мог бы солгать разок.
Итан еще больше рассмеялся, а после сказал:
— Да я же шучу, глупышка, — и он добавил серьезнее: — Может мне стоит задать главный вопрос?
Я интуитивно уловила что-то скрытое в словах парня. Очевидно, что все чувства Итана не так уж и на виду. Было нечто более глубоко запрятанное, замаскированное. Потому я, занервничав еще сильнее, притормозила, спрятавшись под козырьком здания, где уже помимо нас толклось много народу, и скрестила руки на груди, в ожидании уставившись на Харрисона.
Он будто не замечал, что я смотрю на него — поглядывал по сторонам, улыбался, но все не заговаривал со мной. Я не удержалась и произнесла:
— Ладно, Итан, давай на чистоту. Что ты хочешь знать?
Тут же взгляд парня остановился на мне, но он все равно решил промолчать. Я видела, как он борется с собой, и, вероятно, Итан спросил бы, что хотел, но дверь открылась и, громко прокричав слова приветствия, к нам подбежала Чапкова. Я ошеломленно вцепилась в ее плечи и, едва не встряхнув подругу, воскликнула:
— Господи! Ты где была, Кати? Убить тебя мало!
— Пф… — фыркнула она, отодвигаясь и косясь на Харрисона с хитрой усмешкой. — Будто не знаешь, что стоит мне только увидеть Джона, как я пропадаю-ю-ю, — почти пропела Катаржина и добавила: — Идемте. Скоро начало.
«Пропадаю» в случае Кати было — исчезнуть на трое суток, причем без вести. Я чуть с ума не сошла, пока пыталась добиться от служащих отеля хоть каких-то новостей «о девушке, отдыхающей с одним из ребят шведской группы». Мне никто ничего толком не говорил, а поехать туда самой и в мыслях не возникало. Да, зато притащиться на концерт Джоуи в компании друга было крайне разумно, ничего не скажешь.
Не описать словами, в каком состоянии я вошла в помещение, но атмосфера предстоящего, без сомнений, фееричного — для меня — шоу, быстро поглотила нас, погружая в полумрак и потрясающую музыку.
Зал оказался довольно большим, я даже удивилась. Сцена была просторной и на ней уже установили аппаратуру. Кое-кто из ребят — видимо, техники — топтались возле усилителей, проверяя, все ли там в порядке.
Я озиралась по сторонам, когда Итан и Кати ушли к барной стойке. Собралось очень много поклонников творчества «Europe», повсюду виднелись белые футболки с логотипом группы и фото ее потрясающих участников. Кто-то начал выкрикивать название коллектива, и по залу нарастающей волной пронеслось громкое скандирование, от чего по моему телу побежали мурашки — настолько меня впечатлила любовь публики к Джоуи… Боже… К моему Джоуи. Я — собственница, и признавать Темпеста всеобщим объектом любви не собиралась. Но все это, конечно, были только мои собственные ревностные мысли, и, удивительно, однако подобные черты характера до этого во мне не проявлялись. Вновь всему виной появление Джоуи…
В следующий миг, когда я восхищенно смотрела по сторонам, вдруг вспыхнули яркие красные огни, пополз дым, люди завопили, и началось вступление песни, которую я знала еще с тех времен, когда Джоуи был Йоакимом. Они ее пели, когда я впервые пришла в гараж, попав на репетицию. Потом Кати дала послушать этот хит и на пластинке.
Я знала каждое слово этой песни, каждый вздох Джоуи…
Мои глаза уставились на статную фигуру парня, солиста, лидера… Я таращилась на него, стоя посреди танцующей и орущей толпы. Мои руки дрожали, когда я наблюдала за движениями Джоуи, и я, не зная, как устоять на месте, принялась заправлять непослушные пряди волос за ухо. Мне было не по себе, потому что все вдруг показалось сном. Будто я вновь опьянела, только на этот раз от чувств, эмоций, что взорвались в груди. В этот миг уже не существовало Итана, Кати, других ребят из группы, поклонников. Были только мы с Джоуи. Я танцевала и… плакала…
Сама не поняла, в какой момент меня так захлестнуло, но до последнего аккорда песни я тихо плакала… Не говоря уже о том, что случилось потом, когда парни заиграли одну из лирических композиций.
Мне стало дурно. Я даже принялась озираться по сторонам в поисках подруги, но внезапно встретилась взглядом с Итаном, который наверняка все это время стоял рядом, наблюдая за мной. Ничего не нужно было ему объяснять. Он понял по моему лицу — солист коллектива не просто кумир. Хотя и не был кумиром…
Нет-нет, был. Уже был. Я боготворила Джоуи Темпеста, потому что он смог, он стал тем, кем хотел стать. Я так им гордилась, так гордилась!
Теперь и я была среди его поклонниц, тех самых, которые по ночам рыдают по нему и целуют плакат украдкой от всех, чтобы не заподозрили в этой одержимости. Я была одержима им, им одним. Никем больше. Это рвало мою душу.
Итан молча протянул мне стакан с каким-то напитком, и я, не раздумывая, сделала большой глоток, потом отдала стакан обратно и принялась протискиваться ближе к сцене. Мне было жизненно необходимо увидеть глаза Джоуи, рассмотреть, как его губы касаются микрофона. Что-то невероятное переворачивалось в груди от того, как Темпест двигал бедрами в своих темно-синих лосинах, как встряхивал кучерявой гривой, откидывая голову назад и обнажая горло. В этом заключалось нечто, на мой взгляд, не слишком-то приличное.
Вероятно, общая атмосфера подействовала на мое сознание, потому что мне стало казаться, что от Джоуи исходит сияние. Настоящее сияние, как от человека, который действительно создан для света софитов. Его неуемная энергия… она не была присуща северянам, то есть нам — шведам. Однако Джоуи сломал этот стереотип, доказав, что внутри него горит огонь страсти, а пламенный темперамент, несомненно, заряжал зал. Люди дергались, кто как умел, большинство выкрикивало слова песен вместе с Джоуи, порой даже перекрывая его голос. На это Темпест улыбался, глядя то на Мика, играющего на клавишных, то на Левена, и счастливо качал головой в такт музыки.
— Круто, правда? — ко мне подскочила Катаржина, на кого-то обернувшись, а я, проследив за ее взглядом, невольно сжалась.
Мне ужасно захотелось, чтобы Итан ушел. Нет, он не мешал, ничего подобного. Я просто не могла представить, что обижу его. Это почему-то причиняло мне боль. Так странно, но за несколько недель присутствия в моей жизни Итана, я прониклась к нему прочной симпатией. Именно потому меня накрывал стыд: я буквально использовала Харрисона как отдушину. Это совершенно неправильно и плохо. Не представляю, что делала бы, используй меня кто-то в таком качестве.
— Кати… — я посмотрела на подругу, потом на сцену и перевела взгляд на стоящего справа от меня Харрисона.
Он не спускал глаз с Джоуи, потягивая из бутылки пиво, а мне становилось все больше не по себе. Потому я склонилась к подруге и проговорила ей на самое ухо:
— Надо что-то делать. Кажется, я совершила глупость, придя сюда с Итаном.
— Погоди ты, — отрезала Кати, шикая на меня. — Может, он сам рад тут оказаться?
— Ты о чем, Кати? Тебе не кажется, что это слишком? Мы ведем себя как глупые школьницы.
Подруга, как бы извиняясь, кивнула Итану и потащила меня к барной стойке. Там мы остановились, Катаржина как-то странно огляделась по сторонам и, когда я увидела пробирающегося к нам незнакомого парня, поняла, что происходит нечто запланированное, но неизвестное мне.
Парень кивнул моей подруге, она ответила ему тем же, и он поманил нас рукой. Я двинулась за Катаржиной, совершенно не понимая, куда мы следуем. Но спустя пару секунд мы вышли из основного зала, и закрывшаяся за спиной дверь приглушила музыку и голос Джоуи. Узенький коридорчик, по которому я шагала за подругой и незнакомцем вскоре свернул направо, парень остановился перед одной из дверей и сказал Кати, отчего-то совершенно игнорируя меня: