Мы решили погулять по нашей местности, пока дожидались автобуса. Но для начала купили вкусности для Элишки, причем заплатил за все Джон, сильно нервничавший перед встречей с ней. Потом мы ели мороженое, перемазав Левену лицо, потому что одновременно с Ларссоном ринулись к нему, когда тот нечаянно ткнулся носом в стаканчик пломбира. После искали, где бы умыться; ворвались в кафе и спросили уборную; как дети толклись в тесном помещении, подсовывая руки под струю воды, брызгая друг на друга, из-за чего в итоге стали выглядеть жутко неряшливыми.
Развлекались весь этот час, а после, сообразив, что уже опаздываем, побежали в сторону остановки. Причем Йоаким несколько раз останавливался, чтобы подождать меня.
Естественно, куда мне до них, длинноногих и спортивных парней?
В итоге в автобус мы запрыгнули, когда уже закрывались двери, да и то благодаря Ларссону, потому что он под конец пути просто подхватил меня на руки и вскочил на ступеньку, а там, в салоне, мы упали на сиденья, от чего я сильно ударилась пятой точкой, а Йоаким врезал мне лбом в ключицу. Я едва не завизжала от боли. Но вместо этого просто заливисто рассмеялась, вызвав шепот негодования у пассажиров, но Левен тут же стащил приятеля с меня, а я, осознав, как мы выглядели со стороны, когда Ларссон лежал сверху, покраснела и вскочила.
Сели в самом конце автобуса. Из динамиков лилась поп-музыка, такая легкая и совсем ненавязчивая, что я расслабилась, хотя и чувствовала некоторое волнение из-за сидящих по обе стороны от меня Джона и Йоакима. Скорее, именно из-за второго. Он мне понравился. Было что-то успокаивающее в Ларссоне, такое, отчего хотелось опустить голову на его плечо, закрыть глаза и предаться мечтам. Он, кстати, сбрил свои усики, за что я была ему мысленно благодарна. С ними Йоаким казался, мягко говоря, не очень, а теперь прямо похорошел. Однако немного детская припухлость его щек и ярко выраженные чувственные губы, которые Йоаким постоянно облизывал, все же придавали лицу парня мягкости, и он казался немного… девчонкой? Да, это верное определение. Но лучше ему об этом не знать. К тому же прекрасное телосложение развеивало подобное мнение. Уж в фигуре парня точно не было ничего женственного.
— Где выходим? — прервал поток моих мыслей Ларссон, и я встрепенулась, принявшись озираться по сторонам.
— Уже! Уже выходим! — воскликнула я и вскочила.
Поняв, что оставила на сиденье сумочку, я резко развернулась, чтобы забрать ее, как тут же врезалась в Йоакима, при этом наступив ему на ногу.
Боже, какой позор! Я просто сама неуклюжесть.
Глупо улыбаясь и продолжая краснеть до корней волос, я извинилась и забрала из рук Ларссона свою сумочку, которую он держал перед собой. Парень лишь улыбнулся и кивнул.
Я вообще вела себя при нем, как идиотка, слишком явно нервничая и буквально обливаясь холодным потом, совершая какие-то нелепые рваные движения, потому что руки невольно дрожали. Жуть какая-то. Словно мне не шестнадцать, а всего шесть. Маленькая глупая девчонка…
Спустя пятнадцать минут мы втроем остановились у небольшого двухэтажного дома, который делился на шесть квартир. В этом районе по обе стороны от проезжей части тянулись два ряда таких же домиков, различающихся между собой только цветом фасадов. Элишка жила в синем, перед ним мы и стояли. Позади сновали машины, громко гудя двигателями; по балкону дома расхаживала женщина, развешивая на веревке постиранное белье.
Я взглянула на нее мельком, но тут же широко улыбнулась, прищурившись на солнце, и громко поздоровалась:
— Элишка, доброе утро!
Бабуля Катаржины, моложавая и шустрая женщина, быстро обернулась, перегнувшись через перила, и внимательно осмотрела сначала меня, а после и парней.
— Который из вас поссорил меня с моей любимой внучкой?
Ларссон прикрыл рот кулаком, сдерживая смех, и легонько толкнул Левена в плечо. Тот, заикаясь и путаясь в словах, представился Элишке и сразу же принялся извиняться.
— Ну-ну, перестань, парень, — усмехнулась обаятельная бабуля Катаржины и, поманив нас рукой, добавила: — Заходите, будем мириться.
Ох, кажется, она уже не злится на нас…
Нужно обязательно поблагодарить парней за помощь.
Почти счастливая и расслабленная, я, войдя в полумрак тесного коридорчика, услышала над самым ухом голос Йоакима:
— Ты моя должница, я помню.
Настроение снова ухнуло вниз, вместе с радостным предвкушением от возможной встречи с Катаржиной.
— Умеешь ты подбодрить, — тихо проворчала я.
— Да, знаю.
На том разговор и завершился — мы поднялись в квартиру Элишки.
Глава 3
On the loose, so young, so tough, so wild.
На свободе, так молод, так непокорен, так необуздан.
«Europe»
Парням удалось поразить Элишку. Собственно, меня тоже. Они рассказывали совершенно потрясающие истории, наполненные мальчишеским озорством и немного хулиганскими выходками. Наблюдая за Ларссоном, я отметила одну важную деталь: он верил в то, что говорил. Даже если откровенно преувеличивал, приукрашивал свое повествование, все равно верил себе и в себя. Это подкупало. В его натуре присутствовала и гордыня, и самовлюбленность, но тут же была и учтивость, стеснительность, скрытность. Йоаким говорил о многом, но никогда ни слова о своих переживаниях. Хотя, возможно, мне это лишь казалось, ведь знала я его слишком мало времени. Да и вообще, с чего ему раскрываться перед незнакомыми людьми?
А вот Левен удивил некоторой открытостью, когда мы, уже собираясь покинуть дом Элишки, вдруг умоляюще проговорил:
— Пожалуйста, верните Кати. Она мне так нравится. Элишка, она мне очень нравится.
Меня, кстати, безумно изумило и то, что бабуля Катаржины сразу же позволила парням называть ее по имени. Не знаю, что она там себе надумала, но ребята ей явно пришлись по душе.
Женщина на слова Джона молча кивнула, проводила нас до двери, а там, пока мы обувались, проговорила спокойным голосом, и от той милой озорной Элишки не осталось ни следа:
— Так, мои хорошие, Катаржина приедет. Я позволю ей это. Но не потому, что ты, Миа, постаралась, и не из-за моей благосклонности к вам, ребятки. Девочка выросла, ей пора узнать, что такое взрослая жизнь. Эта негодница собирается после окончания школы отправиться в Америку… — Я ошеломленно выпрямилась, вскинув на Элишку широко распахнутые глаза. Парни застыли вместе со мной. — Да-да, Миа, Кати уезжает через год. Деточка, не представляю, как вы справитесь. Она слышать не хочет о том, чтобы учиться в Европе. У вас всего год, Миа. Наслаждайтесь молодостью, беззаботностью… танцами, в конце концов. Я не могу запретить Катаржине проводить здесь лето. Мне тоскливо без этой сумасшедшей девчонки.
Поняв, что Элишка вот-вот расплачется, я принялась тыкать Йоакима, который таращился на нее, локтем в бок. Тот встрепенулся, посмотрел на меня слегка удивленно, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Джон угрюмо буравил взглядом пол. Видимо, его проняла речь бабули Кати. Женщина, окинув нас задумчивым взором и шмыгнув носом, вдруг подобралась, приосанилась и сказала:
— Ну что это вы? Что за кислые мины? Погуляйте по городу, в кино сходите, повеселитесь как следует.
Я выдохнула, подхватывая рядом стоящего Ларссона под руку, при этом потянула за рукав и Левена. Парни принялись наперебой говорить Элишке о том, какая она милая, добрая и гостеприимная, будто заранее заучили текст. Но когда мы оказались на лестничной площадке, я сказала им: «Подождите меня внизу», а сама вернулась в квартиру, дверь которой Элишка еще не успела запереть. Обняла женщину, бормоча ей на ухо слова благодарности, и я действительно произносила это от всей души, потому что Катаржина не призналась бы мне заранее, что собирается улететь в Штаты. Моя подруга только на первый взгляд казалась поверхностной и пустой, но за ее болтовней ни о чем, скрывалась добросердечная девчонка, которая заботится обо всех и всегда. Я знала, Кати и дальше будет отмалчиваться, но мне было достаточно того, что она вернется в Стокгольм. Я светилась от счастья, хотя на сердце повис камень, что предупреждало меня о плохой ночи. Ведь наверняка буду реветь от таких новостей, когда останусь одна…