- О, вы ещё не знаете человека сего! - хрипло заговорил Панов. - Он сущий дьявол! Нынешним летом в Охотске, перед отправкой сюда, мы по его совету запаслись оружием и решили захватить корабль, что повезет нас на Камчатку. Хотели действовать во время первого большого волнения на море, когда люки будут задраены, а команда спустится в трюм. Мы хотели заклепать люки и с верными людьми, среди которых был сам штурман, направить корабль в испанские владения, высадив на Курилы всех, кто не с нами.
- И почему же вы не исполнили свое намерение? - насмешливо спросил Гурьев.
- Отправка судна задержалась, и предстоящая осень, которая в здешних морях богата бурями, заставила нас отложить предприятие.
- Как видите, - не дал Беньёвский Гурьеву оспорить сообщение, - мы в Охотске время даром не теряли, имеем планы и своих сторонников, так что все, кто не желает действовать с нами заодно, могут сейчас же удалиться. Но никто не удалился, как и предполагал Беньёвский, поэтому он продолжил: Для начала, господа, не лишним будет обосновать законность действий наших следующими пунктами. Первое: царствующая ныне на троне российских государей особа покусилась на корону и скипетр мужа своего, императора Петра, свергла его с престола возмущением и рукой вооруженной, что есть сущее узурпаторство и злодейство богопротивное. Можем ли мы, господа, взирать равнодушно на сие беззаконие?
- Не можем! Не можем! - прокричали разом Хрущов, Винблан и Панов.
Беньёвский собирался было продолжить изложение пунктов своих, как вдруг Магнус Мейдер осторожно заметил:
- А почему бы и нет? Свергнуть с престола слабого, неспособного монарха есть дело не токмо всем государственным сословиям угодное, но и, наверное, Богу.
- Кого же ты, брат лекарь, неспособным называешь? - сурово спросил Хрущов. - Петр Феодорович хоть и странным малым был, дело государственное не забывал. Монастыри прижал, вольность дворянам даровал, али ты не помнишь? А-а, да ты ж на самом деле не слыхивал о сем, ибо уже в те поры в Большерецке камчадалам клистиры ставил!
Немец обиделся:
- То неправда! Хоть я и ставил здесь клистиры, но за всем в столице происходящим следил внимательнейшим образом!
В разговор вдруг влез Панов:
- Нет, сей господин в отношении слабости бывшего государя очень верно заметить изволил. Да и вольность дворянам он, как говорят, самым наикурьезнейшим образом даровал. Проект сего указа Митька Волков, секретарь его, сочинил, когда Петр Федорович в своем кабинете его с датской собакой запер.
- Что за ахинея! С какой собакой?
- А вот, - хищно улыбаясь, стал рассказывать поручик, - желая от своей ненаглядной Катьки Воронцовой сокрыть намерение провести ночь с другой наложницей, сказал ей покойный государь, что в рассуждение благоустройства государства собрался он с секретарем своим заняться ночью важными делами. Вот и запер он Митьку в кабинет с наказом сочинить к утру документик поважнее. Сидел-сидел в кабинете Волков с его собакой да скуки ради российскому дворянству порадеть решил - к утру манифест о вольности и настрочил. А государь его, почти не глядя, и подмахнул.
- Поносная историйка! - стукнул Хрущов кулаком. - Вранье!
Гурьев с холодным спокойствием заметил:
- Да что тебе, Петруша, государь покойный так полюбился? Али не ты свою роту июня двадцать восьмого дня [1] виват Екатерине Алексеевне кричать заставлял? Али забыл?
Хрущов резко, так что водку расплескал, поворотился к Гурьеву:
- Нет, не забыл! Все кричали, и я за компанию. Но токмо и ты, оный виват вопивший со взором ликующим, за Ивашку[2] кой кого подбивать зачал! А потому вопил, что надежду имел, - в производстве, думал, не обидют, а оно вона как вышло - так в поручиках и остался!
[1] - 28 июня 1762 года произошел переворот, давший трон Екатерине.
[2] - Иван Антонович, убитый в Шлиссельбурге.
Гурьев, потеряв былое самообладание, закричал:
- Врешь ты все, Петруха, врешь! Неужто думаешь, что я за Ивана ратовать стал единого чинопроизводства ради? А сам-то ты в деле бедняги разве по здравому рассуждению замешался, по совести? Тоже чином новым обзавестись хотел!
Беньёвский во время перебранки лежал с полузакрытыми глазами, и тонкая, едва заметная улыбка кривила губы его. Но неожиданно он нахмурился и сказал громко и властно:
- Прошу господ сию же минуту замолчать! - Все стихло. - Если приступать к задуманному с несогласия, то лучше ничего не начинать. Итак, я продолжаю свои пункты: свергнув возмущением мужа своего, а потом и жизнь у него отняв, принялась она за управление державой единолично, отстранив от наследования короны цесаревича Павла Петровича, коего интерес я всемерно отстаивать буду...
- Да врешь ты все, врешь! - вскочил со стула Гурьев, неожиданно сильно озлясь. - Тебя как польского бунтовщика сюда прислали, и цесаревича к себе приклеивать не смей - до него касательства ты не имеешь!
Беньёвский осуждающе покачал головой:
- Я вижу, господин Гурьев, вы имеете прямую цель меня обидеть, однако ради блага общего я в мелочные обиды не пущусь. Считайте так, как вам удобней, я же, со стороны своей сделав увертюру, в которой наше право на любые акции против правления нынешнего оправдал, перехожу к отрасли практической.
- Давно б пора, - тряхнул кудрявой головой Хрущов. - Мы и без увертюры оной отменно знали, что за сука нами правит.
- Значится, так, в остроге, как я выведать уже успел, гарнизона семь десятков человек имеется, посему прямое нападение мы произвесть не в силах, но нам того и не надобно. Мой же план в том состоит, чтобы прельстить часть мужского населения острога для составления морской команды, после чего тайком воспользуемся одним из двух судов, что остались на зимнюю стоянку в бухте Чекавинской. Сие галиоты "Святой Петр" и "Святая Екатерина" - корабли надежные. На первом прибыл из Охотска я с товарищами. Зимует там, в Чекавке, и верный нам штурман, который согласен плыть куда угодно, поелику весьма привержен к серебру. Но экипаж склонить к побегу нам ещё в Охотске не посчастливилось. До весны, когда в море можно будет выйти, нам следует собрать команду.
- Как же ты её соберешь? - недоверчиво спросил Гурьев. - Али камчадалов покличешь? Так они тебе направят паруса!
- Нет, не камчадалов. Надобно местных мужиков уверить, что там, куда мы двинем корабль, жить им будет много легче и веселей. Избавить страждующих от бедствий неволи имею я своей особенной задачей.