Только после того, как дверь была надежно закрыта за ними, Имаизуми позволил себе выдохнуть, поворачиваясь к Оноде.
— Так, это должно сработать. Я хотел бы сказать тебе это совсем не при таких обстоятельствах, но до сегодняшнего дня я не думал, что это понадобится.
— Шунске, — сказал Онода. — Ты о чем?
Имаизуми моргнул.
— О Сангаку Манами, разумеется.
Его тон подразумевал, что это должно было быть очевидным.
— Как ты познакомился с ним, Сакамичи? — спросил Имаизуми. — Ты же встречался с ним раньше, верно?
— Ну… да, — признался Онода, и ему показалось нереальным наконец раскрыть свой секрет после всего этого времени. — Иногда мы встречались, и на уроках сидели вместе.
На лице Имаизуми появилось испуганное недоверие.
— Ты хочешь сказать, что в прошлом году проводил много времени в компании Сангаку Манами — наедине — и даже не знал, кто он?
То, как он сказал это, показалось Оноде неправильным, и, несмотря на тот факт, что это был Имаизуми, часть Оноды машинально почувствовала желание наброситься на него и его недоверчивый тон. Он слишком хорошо знал, что Имаизуми думает о факультете Слизерин, и именно поэтому он надеялся избежать этого разговора.
— Да? — сказал Онода. — Как я уже сказал, Сангаку мой… мы друзья. И мне очень жаль, что я не сказал о нем тебе или Шокичи раньше, но то, что он слизеринец, не значит…
— Дело не в том, что он слизеринец, хотя и это не особо обнадеживает, — сказал Имаизуми, и в таком состоянии Онода в последний раз видел его тогда, когда Наруко упал с метлы во время матча Гриффиндор-Рейвенкло. Его губы сжались в тонкую линию, и плечи были заметно напряжены. — Ты в самом деле ничего не знаешь, да? Он не рассказывал тебе ничего о своем прошлом или…?
— Не слишком много, — сказал Онода, теперь уже действительно сбитый с толку. — В смысле он рассказывал кое-что, но… по большей части я не очень-то расспрашивал об этом?
— И он, вероятно, не вызывался рассказать, — мрачно сказал Имаизуми.
— Я не пони…
— Это… — Имаизуми глубоко вдохнул и сжал губы. — Он не человек, Сакамичи.
В наступившей тишине было слышно лишь легкое поскрипывание старых половиц, на которых они стояли, и далекие голоса учеников, разговаривающих по дороге в замок в совершенном неведении, что целый мир Оноды, кажется, пошатнулся.
Из всего, что Онода ожидал, из всех причин, которые могли быть у Имаизуми, чтобы попытаться убедить его, что дружить со слизеринцем — плохая идея, это было самое последнее, что он ожидал услышать. Это даже казалось абсурдным, как плохая шутка. Но Имаизуми не выглядел так, будто шутит, и, посмотрев в его глаза, Онода увидел там беспокойство.
— Что… Что ты имеешь в виду? — наконец спросил Онода. Во рту пересохло. — Конечно он человек… То есть как-то раз, когда мы только встретились, он пытался убедить меня, что он призрак, но это была просто… просто шутка, верно?
Имаизуми поморщился, и Онода узнал это выражение. Оно говорило о том, что Имаизуми ненавидел то, что собирался сделать, но сделал бы это в любом случае.
— Сангаку Манами — наполовину вейла, — сказал Имаизуми. — Я знаю это с первого года, но думал, что это не имеет значения. Его распределили в Слизерин, и я думал, что, по всей вероятности, мне никогда не придется иметь с ним дело. Я не мог представить, что такое случится.
— Ты… погоди. Что… что такое вейла? — прохрипел Онода, чувствуя, что желудок подкатывает к горлу.
— Вейлы… сложные, — осторожно сказал Имаизуми. — Они магические создания, за неимением лучшего термина, но у них подобный человеческому интеллект и… в редких случаях, дети, рожденные от связи человека и вейлы.
Онода уставился на Имаизуми, не моргая и едва улавливая суть его слов.
— Это… создания, которые по большей части принимают форму красивых женщин, и именно так они завлекают людей. Хотя когда они… злятся, то показывают свою истинную форму, — продолжал Имаизуми, и казалось, что он цитирует информацию из учебника, хотя он избегал смотреть Оноде в глаза. — Они… в их внешнем виде есть что-то птичье, они очень изменчивые и темпераментные, и в дополнение к этому обладают опасными защитными способностями. В Хогвартсе сотни лет не было никого с кровью вейлы, и по веским причинам.
— Сангаку никогда не делал ничего, чтобы навредить мне, — слабо возразил Онода — ему не нравился намек Имаизуми. — И он не опасен…
— Он опасен, хочешь ты в это верить или нет. Я даже видел доказательство.
— Что? Какое?
— Влечение, — сказал Имаизуми. — Все вейлы могут делать это, как на бессознательном, так и на сознательном уровне. И ты… проводил много времени с Манами, так?
— …Да, — неуверенно признал Онода.
— Ты когда-нибудь чувствовал, что он странно… притягивает тебя?
Онода покраснел и нерешительно кивнул, понимая, что его странный смущающий интерес был раскрыт, но выражение Имаизуми оставалось мрачным. Он явно не закончил.
— Случалось ли, что ты обнаруживал, что хочешь быть рядом с ним постоянно и как-то быть в центре его внимания, прежде всего? — продолжил Имаизуми и наконец взглянул в глаза Оноды с почти пугающим напором. — Ты когда-нибудь хотел произвести на него впечатление так сильно, что обнаруживал, как задумываешься или действительно делаешь что-то, что может быть для тебя опасным?
Лицо Оноды потеряло цвет, и он почувствовал озноб. Он посмотрел на свои руки, все еще испачканные кровью из больше не существующих ран, и сжал их в кулаки. Следующий сделанный им вдох был прерывистым.
Мысли, против его воли, обратились к первому разу, когда он действительно свободно летал, когда он и Манами играли в пятнашки. Он думал, что это потому, что Манами крутой и интересный, и Онода просто хочет дружить с ним, но…
— Вейлы… странные создания, — сказал Имаизуми, и его голос теперь был немного мягче, чем раньше. — Они похожи на сирен из греческой мифологии — не настоящих сирен, русалок, — на сирен из историй, которые были наполовину птицами и использовали свою красоту, чтобы склонять моряков разбиваться о камни. Вейлы из тех же созданий, и, вероятно, причины, по которым маглы придумывали мифы. Я вырос, слушая истории о людях, которые сходили с ума или погибали, пытаясь завоевать внимание — или сердце — вейлы, — он нахмурился, — и я не собираюсь стоять и смотреть, как это случится с тобой.
Онода ощутил странное чувство разъединения — он мог слышать слова Имаизуми, но они звучали словно издалека, или как если бы Онода плыл под водой, неуклонно опускаясь и теряя связь с вещами, которые он так долго воспринимал как реальность.
Это не могло… это должно быть совпадением. Это просто смехотворно, но…
…Но не изменило (не могло изменить) тот факт, что слова Имаизуми дополнили головоломку в его голове, предоставляя ответы на вопросы, которыми он, не отдавая себе отчета в этом, задавался.
Вопросы вроде того, почему Онода всегда желал внимания Манами с жадностью, которая поражала его самого, и почему он чувствовал иррациональную ревность, когда Манами показывал интерес к кому-то еще. Он заставил себя преодолеть страх высоты ради Манами, и один только взгляд на его одобрительную улыбку мог заставить сердце Оноды трепетать. Манами был самым красивым человеком, которого он когда-либо встречал — даже когда-либо мог представить, что встретит, — и он сделал бы все, чтобы сохранить его внимание, какое бы странное подобие дружбы у них ни было. Вообще все.
И на квиддичном матче в этот день разве Онода не доказал, что, невзирая на все сомнения, он с радостью бросился в небо, что последовать за Манами в пике, которое для Оноды закончилось в луже крови на земле?
— Я не знаю, насколько мощны силы влечения Манами сейчас, — продолжил Имаизуми, кажется даже не задумываясь, слушает или нет его слова Онода. — Или насколько он осведомлен об их использовании, но он пока молод, а они возрастают с годами. И хотя у меня нет причин верить, что он сознательно использует их против тебя, я не думаю, что мы можем полностью исключить возможность того, что ты пострадаешь в результате несчастного случая, если продолжишь проводить с ним время… особенно после того, что случилось сегодня.