Так? Вот и я тоже.
Однажды в разговоре Ритон сболтнул мне кое-что про Леви. Самую малость. Но я уж взялся за дело. Немного знал, немного ещё раскопал, Ритону подсказал. Словом, собрал он такой материал, что, представь его всуд, Леви миллиончиков десять бы в налог смахнули и десять лет в обмен дали, чтоб в следующий раз не забывал интересы нашего налогового ведомства. Ну, а миллион ведь меньше, чем десять. Коли арифметику не забыл, то как раз в десять раз. Значит, если Леви не дурак (а ты лучше меня знаешь, что у него ума больше, чем у нас всех вместе), он мне за те материалы с благодарностью миллион отвалит. И Ритону тоже.
Только Ритон из другого теста оказался. Когда у нас с ним вышел откровенный разговор — мы уж столько оба знали, что друг от друга не скрывались, — он мне так сказал:
«Я понимаю, Руго, что мы с тобой мир не переделаем, но если каждый из нас будет переделывать один квадратный метр, а честных людей на свете миллиард, то придёт время, когда переделку всё же закончим. Так давай мы и начнём. Всё, говорит, понимаю: и что такое миллион, и что мы на него приобрести можем, и что получить нам его ничего у Леви не стоит, а вот не могу! Не могу на ворованное жить, а тем более, на дважды ворованное. Так что извини, но все эти материалы передаю в наше ведомство. Уж такой, говорит, я старомодный, такие у меня взгляды смешные».
А сам смотрит на меня так, что дрожь по коже пробирает. Сначала я его уговаривал, потом грозил, просил… Ничего не помогло. И тогда я сделал открытие, парень, открытие, которое, может, ты ещё когда-нибудь тоже сделаешь. Я понял, что есть на свете люди, для которых деньги не всё, которых нельзя купить, нельзя запугать, если они делают дело, в правоту которого верят, — благородное дело. Потом-то я и другое понял, что таких людей не так уж мало у нас. Да, парень, не так уж мало…
И знаешь, когда его убили, то я тоже стал таким. Смешно, правда? Ты небось долго будешь смеяться. Поздновато, скажешь, стал я таким. Что верно, то верно. И делу благородному я послужить не успел. А может, успел?
Когда Ритон в ту ночь меня вызвал, он сказал: «Руго, мне ясно — за мной охотятся. Но голыми руками меня не возьмёшь. Я вооружён, и, вот видишь, ещё один специальный замок приладил. Всё же рисковать не хочу. Возьми спрячь папку, у тебя её не найдут, они о нашейдружбе не знают. Подержи у себя. Через пять дней я еду столицу, возьму все материалы с собой. Здесь я своему начальству не доверяю, оно, наверное, тоже у Леви на жалованье, иначе давно бы вскрыло то, что я обнаружил. А что ты моими материалами не воспользуешься я верю. Я тебе верю, Руго. Много на тебе шелухи, но душа у тебя человечья».
Попрощались. А когда я к нему снова пришёл, то меня только чёрт спас. Чуть-чуть в лапы к убийцам не попался, да вовремя заметил — не зря же я всё-таки столько лет полицейской хроникой, всякими преступлениями и бандитами занимаюсь.
И стал я думать, что делать с папкой. Я, парень, всё понимал. Всё. Я понимал, что Леви ещё перед одним убийством не остановится, но понимал и другое: если он сможет откупиться деньгой, он это сделает. Ритона он знал — знал, что там и сто миллионов не помогут.
Поверишь, парень, три раза я с папкой доходил до его дома и три раза возвращался. Я всё не мог забыть, как мне Ритон сказал, что душа у меня человечья. Этого мне Никто не говорил, никто во мне души не видел, а я ещё меньше других. Он разглядел.
И я решил не обманывать его. Я с ним потом, после его смерти, много спорил. Выпью хорошо, домой на карачках, доберусь, свалюсь ни пол и спорю с ним.
Крепко спорили.
Долго я всё не знал, не решался, как поступить. Ну, а они тем временем не сидели сложа руки — искали. Я ведь когда выпью, могу лишнее сболтнуть. Вот они меня и нащупали. Но не трогали. Они всё следили, всё хотели узнать, где я папку храню. Квартиру без меня перерыли. Ловко, незаметно для любого, только не для меня. Ходили за мной тоже ловко. Всё ждали, что я себя выдам. Но старый Руго, парень, не лыком шит. Я нашёл верное место. А когда понёс папку в бюро «Угождаем всем», по дороге сумел от них смыться, Потеряли они в тот день мой след. Потеряли и поняли — теперь уже документы не найдут, я их в надёжное место переправил. Тогда-то я себе приговорчик и подписал. Не могут они в живых оставить единственного, кто ведает, где материалы. Уж не знаю, сколько мне осталось жить, только знаю, что недолго. Это я тебе верно говорю, парень.
За себя не беспокойся. Видишь, я даже твоего имени ни разу не упомянул, а то ещё потеряешь письмо. О том что я тебя своим наследником сделал, они никогда не догадаются — ты ведь в верных холуях у Леви числишься, я это уже пронюхал. К тому же я два три ложных следа подпустил. Ловко, можешь мне верить. Пока они по ним пройдут, считай, месяц, а то и два у тебя есть пораскинуть мозгами.
Что касается бюро «Угождаем всем», тут тоже можешь быть спокоен — это железная штука. За всю их историю, что в больших, что в малых делах, они тайн своих клиентов ни разу не разглашали. И никогда этого не сделают, ни за какие деньги. Потому что их репутация — это их бизнес, а он им побольше десяти миллионов в год приносит, можешь мне поверить.
Вот так.
Остаётся последнее. Ты скажешь. «Ну ладно, этот старый пьяница Руго вдруг (наверное, в припадке белой горячки) решил под конец жизни стать порядочным. Вместо того чтобы заработать миллион, хочет изобличить жулика. Так и отправлял бы свою папку в налоговое ведомство, в столицу, с помощью тех же «Угождаем всем», А он зачем-то присылает её мне. Зачем?»
Отвечу, парень. Отвечу.
Мне что-то очень эта папка понравилась. Ты рассмотри её получше. Какая кожа хорошая! А! И отделений много. Я подумал: может: она волшебная? Может, у кого в руках побывает, того порядочным человеком делает? А? Вот Ритон — уж честней не сыщешь. Я тоже подержал её, и видишь, каким стал: от миллиона отказался, А заодно и от жизни, наверное (хотя моя и мало чего стоит)…
Теперь вот тебе переслал. Если ты уже отравленный, если ты такой, как они, если ты правда у Леви в этих… тогда послушай меня — сожги всё. Сейчас же сожги! Не неси ему (он всё равно тебя уберёт: подумает, что ты всё знаешь) — сожги! ну, а если в тебе ещё не всё вытравили, если ты уже узнал, что такое правда, совесть, честность, — уже узнал, но ещё не выкинул их на помойку, чтоб не мешали по жизни идти, — тогда ты отправишь эти документы в столицу. А ещё лучше — отнесёшь их в «Правдивые вести». Там настоящие люди, парень. Я подумал: может, ты у них кое-чему научился. Может, кое-что понял. Тебе ведь двадцати нет. Ты с такими, как Леви, совсем недавно столкнулся. Неужели успели уже у тебя и душу вынуть, и сердце? Или ты ещё под наркозом, усыпили тебя? К операции готовятся. Смотри, сам не заметишь, как без сердца останешься. Такие, как Леви, опытные доктора, и скальпели у них острые. Смотри…
Вот и всё.
Вопросик я обещал тебе задать как-то. Не помнишь?
Ответа я, конечно, не узнаю, а вопрос свой всё-таки задам. Так ты скажи: окажется та папка волшебной или нет? Как ты поступишь, когда прочтёшь моё письмо?