Но стоило приезжему начать разговор о том, какие разбойники и головорезы живут в здешних краях, как Эдуард завелся. Его хлебом не корми – дай посравнивать замечательных северян с местными бездельниками. Недавнее происшествие показало, какими злодеями бывают местные. Как, гости не знают ничего? Эдуард велел жене своей, Бэлле, распорядиться насчет ужина посытнее, а соседа с приятелем, пока суд да дело, повел на место, где случилось убийство чужеземцев.
Валериан с ними не пошел. Что там смотреть – примятую дорожную пыль? Он покрутился на кухне в надежде перекусить и улизнуть, чтобы не сидеть за столом, не слушать занудные взрослые разговоры. Не вышло. Мать прогнала, еще и обругала. Вот так всегда: он с голоду умирает, а ей хоть бы что, лишь бы соблюсти «приличия». Им всем наплевать на него!
Наконец отец и гости вернулись. Все уселись ужинать, обсуждая, как разбойники коварно притворились провожатыми. Бэлла слушала вполуха. Она поглядывала на надутого сына, всем своим видом показывавшего, как он недоволен происходящим. И куда только девался ее маленький мальчик, ее солнышко? Нехорошо так говорить, но он вырос и превратился в грубое грязное животное. Вонючий мужлан вместо былого ангелочка. Сидит, с хрустом грызет и жадно высасывает птичьи кости. Однако хорошо, что рот занят, а то с Валериана станется вмешаться в разговор, перебить старших. С недавних пор он ведет себя так, как будто он один-единственный на белом свете. То ли было раньше! Бэлла чуть слезу не пустила от умиления, вспомнив детство сына – как раньше он, тихо ступая, подходил к ней и нежным голоском спрашивал, что у мамочки болит. У нее же все время что-нибудь да болело, это же чудо, что она с ее слабым здоровьем до сих пор жива. Бэлла засопела от сочувствия к себе и от негодования на Валериана, который теперь считает только себя достойным внимания и вечно это высказывает срывающимся баском.
Тем временем разговор перешел на вторую после болезней любимую тему Бэллы. Заговорили о герцогине, свита которой спугнула разбойников. Бэлла сделала многозначительный вид и принялась намекать, что приходится герцогине родственницей. Приезжий ведь об этом еще не знал, в отличие от соседа. В подробности Бэлла не вдавалась, чтобы не признаваться, что герцогиня знать о ней не желает и, более того, не замечает ее существования. Хвастала Бэлла, что младший брат покойного герцога после смерти своей жены сочетался законным браком (законным, что бы там люди ни говорили) с матерью Бэллы. Злые языки пускай еще докажут, что мать была простой крестьянкой. По крайней мере этот кусок земли, куда они переехали с Эдуардом после рождения Валериана – ее наследство...
Валериан тем временем разглядывал гостя. Отец все время подчеркивал, что они с севера. Не чета местным южным тупым бездельникам. Валериан тоже привык презирать местных. Он умнее и благороднее окружающих. Он – северянин, хоть севера не помнил и нигде дальше соснового бора в жизни своей не был. И вот сидит перед ним настоящий северянин. Морда лисья. Валериан про себя окрестил его лисявым. Ест и пьет за троих, да еще и выпытывает то одно, то другое. «Правда ли, что у герцогини есть чудодейственный камень?» Какое ему дело? А мать, дурная, соловьем заливается о волшебных исцелениях, которые произошли от Глаза Бури. Откуда ей знать?!
Подвыпивший сосед вставил, что у гостя есть лапидарий – такая специальная книга, в которой много написано и о свойствах разных камней. Приезжий на него зыркнул сердито.
– Ах, вот бы мне послушать что-нибудь из этой умной книги! – воскликнула Бэлла и принялась перечислять свои многочисленные недуги.
Гость подавил усмешку: цветущий вид и лоснящиеся щечки хозяйки никак не вязались со слабым голосом умирающей.
Валериану представление надоело, он сгреб со стола морковку и, с грохотом отодвинув скамью, встал и ушел в конюшню.
Конь Эльют был его гордостью, любимцем и единственным другом. Хорошо, что однажды отец расщедрился и купил жеребенка. Теперь коня торговали, да кто же отдаст!
Они с Эльютом дружно похрустели морковками, Валериан было отправился в дом, но задержался в дверях конюшни – гости как раз уходили, неохота ему долго и нудно с ними прощаться.