Валериан попросил прекратить визиты. Густавиан, оголодавший в гостях, в которых потчевали музыкой и разговорами, а не угощением, горячо его поддержал. Флавиан откровенно зевал и тоже возражений не имел. Один только Себастиан с неохотой согласился вернуться к Тодору.
Они завели лошадей в конюшню. Вдруг Себастиан приложил палец к губам. Все прислушались. Резкий высокий голос жаловался, что в доме теперь постоялый двор. Что девице на выданье неприлично находиться в окружении незнакомых мужчин. Люди потом такого наговорят, век не отмоешься.
«Очередной брат приструнивает», – пожалел про себя Софью Валериан. Густавиан громко хмыкнул и шумно завозился со сбруей. В конюшню тут же заглянула Софья и радостно воскликнула:
– Вернулись! Так рано!
За ней вошел молодой приятной наружности мужчина и уставился на них не очень дружелюбно. Себастиан учтиво ему поклонился и на вопрос, кто они такие, представил Валериана:
– Племянник герцогини со своей свитой.
– Как?! – ахнул мужчина. – Племянник самой герцогини? Какая честь!
Укорил Софью, – что же она ему сразу не сказала, что такие важные гости к ним пожаловали, а он-то голову ломает, кто приехал.
– А что тут особенного? – фыркнула Софья. – Племянник герцогини заехал передать папе поклон. Наши отцы – старые друзья.
Мужчина приятно обнажил зубы в улыбке, посоображал и велел ей:
– О, а я как раз мед привез. Угощай дорогих гостей!
Ох, Валериану приторные речи еще с утра надоели, во время визитов, а спутник Софьи туда же.
Во дворе Софья показала своему «брату»:
– Бочку видел?
– Заметил, – с чувством собственного достоинства ответил он. – Не тот размер.
– Как хочешь, себе оставим. Хотя это тебе брат привез. Даром.
«Так это же Софьин жених!» – догадался Валериан.
– А может, и подойдет, – отозвался жених, не теряя достоинства. – Пожалуй, завтра заберу.
Софья его проводила, вернулась в дом и подала гостям мед. Все дружно налегли на угощение. Густавиан облизывал пальцы и нахваливал. У Валериана дома медом лакомились редко, а он его любил, но тут почему-то пропал аппетит и вообще стало грустно.
К ним присоединился Тодор, начал расспрашивать про смотрины. Как прошли?
– Замечательно! – ответил Флавиан. – В одном доме нам даже играли на виолах. Первый раз такую диковинку видел.
– О, да! – воскликнула Софья. – У нас в Брескии чего только нету, что только не делают, и инструменты тоже, даже диковинные. А уж как хороши наши музыканты! Так вам песни пели?
Валериан насупился, тоже мне важная тема. Буркнул, что и песни были. Флавиан неожиданно запел то, что они слышали утром. Мягким, чистым, проникновенным тенором:
– Жизнь коротка, закончится скоро,
Быстро придет немилосердная смерть,
Заберет в могилу немилосердная смерть,
Идем навстречу смерти и не хотим грешить,
Не хотим грешить, идя навстречу смерти.
Софья подхватила:
– Ты станешь прахом, почему не боишься греха?
Ты станешь прахом, почему гордишься?
Ты станешь прахом, почему жаждешь богатства?
Ты станешь прахом, почему не исповедаешь грехи?
*
Хорошо спели, душевно, не хуже, чем те музыканты. Все прочувственно засопели носами. Говорить не хотелось.
Тодор смахнул слезу и нарушил молчание:
– Расскажите, кого вы видели?
Валериан беспомощно развел руками: он не запомнил. Себастиан взялся перечислять.
– Эмма? Бездельница. Ей бы все с братьями развлекаться, по лесам с ними кататься, – хихикнул Тодор.