Выбрать главу

- Федорка, не груби... А что касается фронта, то спроси лучше товарища Чекмарова, почему не отпускают меня.

- Неужто силой задерживают?

- Разошлись, так чего же ты, Федорушка, колючки-то растопырила? сказала Поля Новикова. - Садись, девка.

- Да так это я, без зла, Поля, - отмахнулась Федора и, глядя в глаза Кати, сжимая ее руку до хруста, сказала: - Садись, барышня, мы не кусачие, может, испачкаем, пахнет от нас кочегаркой, истопницы мы. Мыла нету, в щелоко кипятим бельишко, - сказала Федора, развешивая белье на веревке меж двух кленов. - А тут еще один ушлый водку выменивает у женщин на мыло. А водка по попешпим временам самим нужна.

- Да кто он такой, этот меняла? - вкрадчиво спросил Гоникин.

- Водка нужна, а приходится на мыло менять, - уклончиво сказала Федора, свертывая цигарку. - Это вот ты, Михеева, ухоженная, яблошная, диколопом пахнет от тебя. - И глаза Федоры стали немилосердными. - Не поймегаь нас, девка. Выпить и закусить у тебя есть, - она соединила взглядом Михееву и Гоникина, - добытчик у тебя сильный.

- Федора, не тренись, расскажи лучше, как работаете, животе, - сказал Гоникин.

Поля Новикова ответила за Федору:

- Жить надо? А жить не с кем, вот и живешь с кем попало.

- Я не пью. И вы не пейте, - растерянно сказала Катя.

- Мужа не теряла? - выпалила Федора, расправляя коренасто и широко плечи. - А у меня трата в мужиках.

Не стоят мужики на дворе... Вот этот бзыкнул из семьи, как телок со двора, - с презрительной слезой глянула на Гоникина. - А когда студентом был, на руках носил. И тятю с маманей хвалил. Как же, ведь кормили, поили, обстирывали. Тятя в партию его сосватал. А уж я-то ноги его мыла, только что омывки не пила. А теперь дикая и гемная для него. Правда, ушел он совестливо - заместителя подсунул, приятеля своего Корнея Сиротина... А он, Корней-то, возьми да и сгинь на фронте. Пропал - ни писем, пи известия. Знала бы, тебя припугнула бы парткомом, он, партком-то, протоколом заналыгал бы тебя, Павлик, как бычка проходливого. И я не маялась бы солдаткой.

Эти запоздалые упреки покинутой женщины не роняли Гоникина во мнении Кати, они скорее оправдывали его, чем винили. И хоть не по себе было ей, она крепилась.

"Просто они не пара. Он светится, а она - глина необожженная. Явно наговаривает на Павла".

- Я сватаю Федору за Кольку Рябинипа - брезгует:

мол, одноглазый. А что? На фронте потерял глаз, человек смирный и твердый, жалостливый, - говорила Поля Гоипкину.

- Рябинин папику пе разводит? - спросил Гопикин.

- Какую панику? Он, кажется, даже спирт пе разводит. Смурной молчун. Давайте и мы пощекотим стаканчики, а тогда уж я скажу, кто нас обижает.

- Ну что т, пощекотите, Полина Петровна, - сказал молчавший все время Чекмарев.

Поля ветром слетала в кочегарку, принесла кувшин кислушки, лук и печеную картошку с крупной баскунчакской солью.

Из дверей кочегарки вышел Рябинин с узелком, постоял как вкопанный, потом зашагал по тропинке к лесу.

- Позвали бы его. Иль не пара? - сказал Гоникин.

- У него гость... - уклонилась Поля. - Не с того ли света пришел. К Рябинину и такой запросто может заявиться в паше-то время.

- Он как? На головные боли не жалуется? - потихоньку копал Гоникин.

- По ночам в непогоду стонет во сне... спит в боковушке при кочегарке.

Катя настораживалась, посматривала на Чекмарева, по так и не встретилась с ним взглядом. Налил он себе кислушки, кивнул молча всем и еще голубой заовражной дали, выпил и тем же стаканом зачерпнул из ведра воду, отпил глоток и заел луком.

- Мне не надо, - сказала Катя.

- А я тебе не дам, если даже попросишь, - успокоила ее с ласковой твердостью Поля. - Нельзя такую красу самодельной кислушкой травить. Это нас с Федорой никакая кислота не разъест. - Поля выпила, понюхала лук.

Мимо электростанции по железнодорожной ветке две женщины, упираясь сильными ногами в шпалы, катили вагонетку, груженную кайлами, ломами, лопатами, кувалдами. Поля помахала им платком, а они все оглядывались, белозубо улыбаясь, похохатывая, пока не скрылись в разрезе холма.

- Завидки взяли их - с молодцами бражничаем, - сказала Поля. - Ох, пе работа тяжела. Мужиков нетути.

- Да что вы стыд-то потеряли? - возмутилась Катя Михеева.

- Ну, если тебе стыдно, не выходи из дому: по улицам мужики ходют, опи хоть в штанах и рубахах, а и тамто под одежой все равно голые. Так-то, девка.

- Ты, Федора, матушка, нарисуй-ка обидчика подробнее, - сказал Гоникин вроде запросто, но с чужинкой.

- Глаза у тебя, Павлик, смелые, а есть ли власть, мужичок? - едко отозвалась Федора.

- Хватит, даже с избытком, - страшновато припугнул Гоникин.

- Ну что ж, пойди вон в тот дом за тополями. - Федора толкнула плечом бывшего мужа.

- Испугаюсь, за тебя схвачусь.

- Ты уж лучше схватись за столб дыма - падежное.

Разговор этот Павла с Федорой грубо и решительно

убеждал Катю в непримиримой враждебности бывших супругов. "А ведь жили вместе, сын у них..." - думала опа непривычно раздвоенно. Опять взглянула на Афанасия:

спокойное, сосредоточенное лицо.

- Сходи, Павел Павлович, а я тут пока покалякую, очень уж симпатичные женщины, - сказал Афанасий. - Да и ты, Михеева, иди с ним.

8

Гоникин и Михеева отправились к каменному под черепицей дому за высокими зелеными веретенами пирамидальных тополей.

В доме этом, видать, жили богато и не боялись показать достаток свой. На веревках во дворе сушилась одежда - френч, бриджи, шапка и пальто с воротником серого каракуля, белые бурки, осоюзеиные желтой кожей. Как видно, хозяин копировал в одежде ответственных работников.

- Да, - сказал Гоникпн, толкнул локтем Михееву, подмигивая.

На крыльцо вышел невысокий сухой старик с лохматым волкодавом. Долго смотрел на Катю и Гоникипа изпод шляпы тяжелыми черными глазами.

- Кто и откуда? Зачем пожаловали? - пытал старик молодым голосом.

- Мы с завода. Нам бы выпить и закусить, - запросто бойчился Гоникин.

- Аида.

В кухне хозяин закрыл на ключ дверь в горницу, вынул из печки сковородку с жареными карасями, поставил на стол на каменную плитку, потом принес из сеней поллитра водки.

- Ешьте-пейте, как вас... товарищи или просто приятели, люди добрые. С завода вы, говорите? Наезжали ваши на карпа. Пруды рыбные, - говорил хозяин, выпив рюмку, стоя у раскрытых в сени дверей. - Поллитру, туда-сюда, еще можно найти, оторвать от себя, а больше-то в ветути, отклонял он просьбы Гоникина продать ему ящик водки. - Да и зачем вам ящик-то?

- Вы нас не бойтесь, хозяин, познакомимся поближе, помогаем друг другу, время военное, - ловчил Гопикин.

- Время нелегкое... как вас? Сыновья мои на фронте оба. А тут бахчи полить трудно. Насос собираю по деталям - у кого за водку, у кого за кусок мыла. Помогли бы насос собрать - были бы самыми дорогими гостями.

- Ну а кто из заводских-то помогает? - с простодушным участием и готовностью помочь спросил Гоникип.

- А я не рассказываю. И про вас смолчу. У меня все шито-крыто.

- Ладно. Насос будет, и очень сильный! - Гоникин встал, поправляя ремень на поджаром стане. - Давай показывай свои кладовые. И горницу открой.

- Извольте ваш документик на право обыска.

- Шило мыло, обмены. Что за барахолка?

- Павел, ты сначала расплатись за водку с дядей Харитоном, потом уж приступай к воспитательной работе, - сказал из сеней Афанасий, почесывая за ухом волкодава.

- Присядь, Афоня. Гостей провожу, займемся нашим делом, - сказал Харитон. - И ты, Полька, подожди, - велел он стоявшей за спиной Афанасия Новиковой.

- Это что еще за спектакль? - возмутился Гоникин придушенно, кладя на стол деньги.

- С гостей не беру, тем более с председателя райисполкома.

- Вы знаете его? - спросила Катя.