Но каково бы ни было это обстоятельство, ясно было одно: Констанс ничего о нем не узнает, продолжая валяться в постели. Кроме того, утро для середины февраля выдалось просто прекрасное. Может, ей позволят взять виконта Хейзелтона, ее сводного брата, с собой на прогулку.
И Констанс откинула одеяло, выбралась из постели и позвонила, вызывая свою камеристку.
Час спустя, напившись шоколаду и узнав все сплетни, которыми обменивались в лакейской, Констанс, одетая, причесанная – ее ярко-рыжие, цвета осенней листвы, волосы были стянуты на макушке и падали на затылок каскадом локонов, – спустилась вниз.
Если она рассчитывала, что к одиннадцати в столовой уже никого не будет, то сильно ошиблась.
– Не сомневаюсь, что она спустится с минуты на минуту, – донесся из-за закрытой двери голос мачехи, – хотя никогда не знаешь, чего именно ожидать от этих так называемых свободомыслящих женщин. Впрочем, ее следовало бы пожалеть, бедняжку. Ее ли вина, что она не получила должного воспитания и не знает, как подобает себя вести леди.
Констанс остановилась. Очень соблазнительно было пропустить завтрак вообще, потому как много ли радости в яйцах и тостах, если приходится одновременно выслушивать подсахаренные колкости леди Блейдсдейл? Но тут ее мачехе ответили приглушенным контральто, и этот ответ не только возбудил любопытство Констанс, но и заставил ее собраться с мужеством.
– Советую тебе приберечь свою жалость для более подходящего случая, дорогая Розалинда, – сказал контральтовый голос. – Эту девицу заставят понять, что такое долг настоящей леди, еще до исхода дня. Она дочь графа. Уж не воображаешь ли ты, что Блейдсдейл позволит ей и далее впустую тратить свою жизнь?
Прежде чем леди Блейдсдейл успела ответить, Констанс, решившая, что услышала достаточно насчет намерений графа на свой счет, открыла дверь и с жизнерадостным видом вошла в столовую.
– Доброе утро, – весело сказала она, закрывая за собой дверь и ясной улыбкой приветствуя мачеху. – И правда прекрасное утро выдалось сегодня.
Тут она остановилась и, делая вид, что только что заметила гостью, добавила:
– О, прошу прощения! – и широко раскрыла глаза в наигранном удивлении. – Я и не знала, что у нас гости. Вы ведь тетя Кларисса, не так ли? С тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло много лет, но я вас прекрасно помню, так же как и ту нашу встречу. Мне было девять лет, и вы приказали убить мою маленькую собачку за то, что она разорвала фалду курточки моего двоюродного братца Альберта, если не ошибаюсь. Кстати, как поживает двоюродный братец Альберт? Все еще страдает от нервного истощения? Или то было желудочное несварение? Кажется, я забыла, обострение какого именного недуга все так боялись у него вызвать.
Выражение лица леди Синклер, к которой и была обращена эта речь, стало заметно холоднее, в то время как леди Блейдсдейл чуть не задохнулась. Леди Синклер, тетка Констанс с отцовской стороны, высокая, внушительная женщина, которая казалась бы даже привлекательной, если бы не полное отсутствие чувства юмора, спокойно взяла свою чашку кофе.
– Это ты, Констанс, – сказала баронесса бесстрастным тоном, не оставлявшим сомнений относительно чувств, которые она питала к единственной племяннице. – Вижу, ты все такая же импульсивная, как и прежде. Как жаль, что твоя тетка не сочла нужным воспитать в тебе скромность, подобающую леди. Что же до ответа на твой вопрос, то Альберт поживает хорошо, спасибо. Собственно говоря, он очень скоро должен присоединиться к нам, и у тебя будет возможность самолично убедиться, каким джентльменом он стал.
– Это удовольствие, которое следует предвкушать с благоговейным трепетом, – отозвалась Констанс, стараясь не подать виду, что внутри у нее все сжалось от внезапной тревоги. – И когда следует ожидать моего двоюродного братца? А то я как раз собралась съездить в Бриджуотер за покупками. Но мне бы не хотелось пропустить его приезд.
– Это никак не годится! – подала голос леди Блейдсдейл, пухлая белокурая красавица, имевшая склонность одеваться во все ярко-розовое. – Придется тебе отложить посещение модных лавок до завтра.
– Чепуха. – Леди Синклер посмотрела на невестку с холодным неодобрением. – Собственно говоря, мы ждем Альберта не ранее вечера.
– Вот и прекрасно, – так и просияла Констанс, которая предпочла бы вообще никогда больше не видеть своего двоюродного братца. – Тогда мне следует отправиться в Бриджуотер сейчас же, чтобы поспеть вернуться к его приезду.
– Да, пожалуй, так будет разумнее, – невозмутимо согласилась ее тетка. – Однако прежде чем ты отправишься в город, зайди к своему отцу. Он хотел о чем-то поговорить с тобой. Ведь ты тоже слышала, как он говорил об этом, верно, дорогая Розалинда?
– Да, да, действительно. – Леди Блейдсдейл из кожи вон лезла, стараясь подтвердить слова золовки. – Как глупо с моей стороны было забыть об этом!
Взгляд невыразительных голубых глаз леди Синклер уперся в Констанс.
– Он сейчас в своем кабинете с Синклером. Полагаю, он сможет заняться тобой прямо сейчас.
Констанс, нимало не смущенная, прямо встретила этот взгляд. Она прекрасно понимала, отчего леди Синклер так спокойно отнеслась к ее предполагаемой поездке. Ясно было, что Констанс просто не позволят покинуть пределы поместья.
– Мне не терпится услышать, что же отец желает сообщить мне, – ответила Констанс невозмутимо и так же невозмутимо кивнула обеим дамам на прощание. – В конце концов, – добавила она, уже коснувшись дверной ручки, – я ведь два месяца добивалась от него личной беседы. А сейчас прошу меня извинить. Мне надо кое-что сделать, прежде чем пойти к графу.
И, не дожидаясь ответа, Констанс вышла из столовой и быстро пошла вверх по лестнице, направляясь в свою комнату.
Обнаружив, что камеристка все еще в спальне, прибирает вещи госпожи, Констанс замерла и какое-то мгновение пребывала в нерешительности. Она сразу встревожилась, едва поняла, что тетя Кларисса неожиданно прибыла в Лэндфорд-Парк. А когда она узнала, что двоюродный братец Альберт тоже скоро будет, у нее не осталось никаких сомнений относительно цели, с которой прибыла тетка. Значит, снова все сначала – уговоры, угрозы, ультиматумы. Только на сей раз не в письменном виде и не через посредников. Ведь она находится в доме своего отца, у них под рукой. И они прибегнут к более энергичным мерам убеждения, дабы принудить ее к браку с двоюродным братцем Альбертом.
Как же глупо было с ее стороны самой влезть в эту западню! Однако она приехала сюда не совсем уж неподготовленной. Какой-то инстинкт – самосохранения, наверное, – заставил ее настоять на том, что приедет она в своей карете и со своим кучером, Уиллом Траском. Кроме того, была еще Милли, ее камеристка. И девушка, и Уилл были преданы только Констанс. Это небольшое преимущество, но им необходимо воспользоваться.
– Милли, – начала она, сама еще толком не зная, что скажет, хотя блестящая идея уже сверкнула среди хаоса мыслей, начала разрастаться и пускать корни, – Кажется, пора убираться из Лэндфорд-Иарка. Это означает, что мы должны бросить здесь все, за исключением самого необходимого. Кроме того, нам придется уезжать тайно. Никому нельзя говорить. Понимаешь? Никому. От этого зависит все.
– Я умею хранить тайны, леди Констанс, – сказала камеристка, бросив острый взгляд на лицо госпожи. – Не извольте беспокоиться. Только объясните, что мне следует делать.
Констанс почувствовала, как ком встает у нее в горле. Конечно, не стоило и сомневаться в том, что Милли останется верна ей. Ведь это Констанс когда-то, когда достигла возраста, в котором даме полагается иметь камеристку, выбрала эту девушку из числа кухонной прислуги, угадав в ней острый ум, зря пропадавший на кухне. И действительно, Милли не только очень быстро освоилась со своими новыми обязанностями, но и обнаружила подлинный талант в обращении с нарядами, какие пристали молодой щеголихе.
– Дорогая моя Милли, – сказала Констанс. Глаза ее блестели. – Я знала, что смогу положиться на тебя!