Существовало также довольно большое количество способов скрыть содержание послания при помощи использования симпатических чернил. Для этого использовалось кислое молоко. Послание, написанное им, нужно было посыпать горячим бумажным пеплом, чтобы буквы проявились. Если письмо было написано цинковым купоросом, на него достаточно было насыпать немного порошка купороса, и текст после этого можно было прочитать. Это письмо можно было с тем же результатом опустить в водный раствор настоя дубильного орешка. Желаемый результат давала и обратная операция – использование для написания слов настоя дубильного орешка с последующим смачиванием бумаги жидким купоросом. Если письмо написано нашатырём, виноградный уксус использовался как проявитель. Надписи, сделанные луковым соком, проявлялись, если бумагу подержать над огнём. В этом случае проступали красные буквы. Добавление небольшого количества нашатыря к луковому соку давало чёрный цвет появлявшимся на бумаге буквам, добавление бараньей жёлчи – ярко-жёлтый. Считалось, что только ночью, но не днём можно было прочесть послание, написанное жёлчью черепахи: буквы светились в темноте [149].
Наконец, один из способов сохранения тайны – умение управлять своим лицом. Неприятна и даже опасна такая ситуация, когда кто-то может проникнуть в тайны властелина без согласия последнего – прочитав что-то на его лице. Тогда «станет его тайна известна и доверенному человеку, и ненадёжному, и предателю, и верному другу».
И тут складывается достаточно парадоксальное положение. Того, кто разгласил его тайну, властелин накажет. А как быть с самим собой, если властелин выражением лица выдал собственную тайну? Поэтому замок должен быть наложен не только на язык, но и на душу, т. е. властелин должен контролировать проявления собственной психической жизни, быть невозмутимым и ровным в поведении – так, «чтобы не появлялось на его лице ни свидетельства гнева, ни проявление радости, чтобы не видны были на нём ни следы печали, ни выражение удовольствия».
Но одной только непроницаемости недостаточно. Нужно быть и хорошим притворщиком – так, чтобы властелин играл своим лицом и наблюдающий за ним думал, что он выдаёт свои чувства, когда он их скрывает, и наоборот – скрывает, когда их выдаёт. Нужно уметь выказать радость, когда тебя обуревает печаль, и опечалиться в связи с чем-то, что тебе безразлично или наполняет ликованием.
И не надо говорить, что это трудно! Одним такое лицедейство даётся легко от природы. Если кто-то не наделён от рождения способностью лицемерить (лице-мерить, т. е. отмерять на лице чётко определённую дозу эмоций), то этому можно научиться, если принять на сей счёт твёрдое решение и хорошо потренироваться. Ну а если нет ни врождённых способностей, ни желания научиться, ни решимости и сил, чтобы натренироваться, то тогда нужно держаться подальше от политики [150].
Конечно же, все эти соображения в полной мере приложимы к приближённым властелина. Придворный – притворный!
«Погибель человека сидит на кончике его языка»
Молчание как принцип поведения достойно того, чтобы ему посвятить отдельный параграф. Ни одно «зерцало» не обходилось без подборки афоризмов, в которых прославлялась польза молчаливости, воздержанности в речах, уместности высказываний. Каковы доводы в пользу молчания? Прежде всего, это то, что нас сейчас особо интересует, а именно – сохранение тайны. Если человек наложил печать на свои уста, то он не выдаст тайну, ни свою, ни чужую. Всё то, что говорилось о пользе сохранения тайны, в полной мере относится и к молчанию. Излишняя говорливость приводит к разглашению секретов, и что за этим следует – к вреду для болтуна и, возможно, кого-то ещё. В этом смысле «погибель человека сидит на кончике его языка» [151]. И ещё из этой же области: «Лучше быть косноязычным заикой, чем болтуном. Косноязычие лишает твою речь убедительности, а болтливость лишает тебя жизни» [152].
Далее, молчаливость позволяет сохранить достоинство и солидность, вернее, она является их признаком. Ведь нам трудно представить себе солидного и уважаемого человека, который болтает без умолку. И наоборот, сдержанный, молчаливый человек вызывает уважение. «Молчащий невежда сойдёт за мудреца» [153].
Необходимость и польза молчания обосновывались по-разному. Так, аль-Маварди утверждает, что потребность в молчании является общей, универсальной, а необходимость говорить – более частной: ведь нормальное состояние человека – именно молчание, говорение же требуется только в определённом количестве случаев. На сей счёт и он, и практически все авторы «зерцал» приводят убедительное для них, своего рода «статистическое», соображение. Бог создал человека с двумя ушами и одним языком (ртом), чтобы он по меньшей мере в два раза больше слушал, чем говорил. Отдельные авторы приписывают этот афоризм Платону, иные – Гиппократу [154].