На второй день стало понятно, что программу визитов придется сильно сократить, ведь, если в сутках всего двадцать четыре часа и каждый прием пищи растягивается на три часа, на знакомство с Южной Францией остается всего немного. Но один город мы просто обязаны посетить, несмотря на то что родители — душевнейшие люди и запас местного алкоголя у них в гараже практически неиссякаем. Так что утром третьего дня мы запаслись питьевой водой и бензином и отправились в Сен-Тропе — город, где в некотором смысле начались наши отношения. Со светом в Сен-Тропе творятся странные вещи. Он не разлит по окружающим предметам, как во всех других географических точках, а густ и сконцентрирован — его практически можно пощупать. Оранжевой насыпью он лежит в начале переулка, теплой буханкой таится в углу внутреннего дворика, золотой струйкой стекает с крыш в разломы узких улиц. Неслучайно здесь любят снимать кино о красивой жизни. Съемочные группы могут экономить и на осветителе, и на гримере — в этом свете все недостатки кожи и фигуры становятся достоинствами. На Пляс-де-Лис мужчины — действительно, все как один в ослепительно-белых льняных костюмах — играют в петанк. Тяжелые металлические шары глухо бьются друг о друга и, взрывая песок, отбрасывают «соперников» на периферию игрового поля. А костюмы игроков между тем остаются ослепительно-белыми, как в рекламе «Тайда». На таких оптических обманах выстроен миф о Сен-Тропе, где у людей не бывает плохих дней, заусенцев, прыщей, морщин и пятен — ни на рубашке, ни на репутации.
Наш малогабаритный «ситроен» пристраивается между холеным «ламборгини» и белоснежной «маздой»; его фары, колеса, крылья и даже ручки дверей сразу приобретают какой-то извиняющийся вид. В Сен-Тропе никто не задается вопросом, откуда у людей деньги. Они просто есть: они рассыпаны по земле, они висят в воздухе, они — данность. На палубах яхт, выстроившихся вдоль причала, полуденный зной разбавляют ледяным шампанским. Хозяев не видно, но догадаться об их статусе можно по униформе и осанке стюарда, который оберегает вход в роскошный кампус со стороны набережной. Конечно, опасность проникновения надуманна: простые смертные снуют вдоль причала, завистливо лязгая затворами фотоаппаратов. Несколько сантиметров воды между пирсом и бортом — это демаркационная линия между теми, кто прикован к суше, и теми, кто перешел на другую ступень эволюции: обзавелся яхтой. Мы пока еще по ту ее сторону, где не качает, но Гийом утверждает, что это ненадолго.
Вместо голубей в этом городе — павлины, которые развелись здесь в пятидесятых годах прошлого века, когда в деревеньке Сен-Тропе стали приобретать дома экзальтированные американские миллионеры. Одичавшие птицы бродят в парке, окружающем Цитадель, в поисках зернышек и насекомых. Павлины абсолютно непритязательны в еде и из любопытства едят все, что видят, — как и мне надлежало бы вести себя в Провансе. Мы извели на них половину запаса сэндвичей: если поторговаться, за большой кусок они распускают хвосты.
По возвращении меня переполняли впечатления, но поделиться ими было не только нечем (словарный запас до впечатлений не дотягивал), но и не с кем. Восторгов бы не разделили. Жители Южной Франции не любят Сен-Тропе — за павлинов, за «ламборгини», но главным образом за то, что он задает непосильные цены на недвижимость всему региону. Поэтому я ела салат из горошка с морковкой и придумывала предлог, чтобы сбежать из-за стола. Похоже, в этих краях приему пищи придавали совсем иное значение, чем у меня на родине.
Старший Мийе — личность неординарная. Крепкий, коренастый, похожий на мавра, он производит настораживающее первое впечатление. Он очень быстро говорит, по-солдатски шутит и громко смеется. Где бы он ни появлялся, его тут же окружает толпа подростков: сидя на заслуженной пенсии, Мийе-старший ведет секцию юных спасателей. Его стараниями Гийом сдал на сертификат подводного плавания PADI, прошел курс по прыжкам с парашютом, научился ставить палатку за двадцать секунд и готовить деликатесный ужин из консервов. К тому же папа моего французского друга — натура увлекающаяся: в то лето его живым умом владела идея покупки надувного дома, который в спущенном состоянии помещается в карман походного рюкзака, а расправленный воздушным потоком превращается в трехкомнатное (!) строение с крыльцом, встроенной кроватью и наличниками.