Папе Резо я расскажу о недавнем случае, который произошел у нас на уроке. Я сказал детям: «В понедельник у нас будет урок рисования. Скажите вашим папам (я оговорился — надо было сказать „родителям“, „старшим“, а не только „папам“), чтобы они купили вам акварельные краски!» Резо тут же захлопал в ладоши. «Как хорошо, — произнес он весело, — у меня два папы. Скажу и тому, и другому, и оба купят мне краски!» А дети засмеялись: «Человек не имеет двух пап!» Начали подшучивать над ним: «Сынок двух пап! На какого папу ты больше похож?» Резо обиделся, и я с трудом успокоил мальчика, незаметно от него жестикуляцией, взглядами корил детей.
«Как Вы думаете строить ваши отношения с сыном? — спрошу и его. — Намерены ли Вы участвовать в его воспитании или будете посылать ему подарки, устраивать веселые прогулки, доставлять удовольствия? Не получается ли так, что Вы хотите унизить нового папу, показывая сыну свою „щедрость?“»
Два отца, каждый из которых старается в соперничестве друг с другом внушить ребенку больше любви к себе с помощью доставления множества легких, отнюдь не воспитательных удовольствий, не могут вдвое лучше воспитать ребенка, чем это делает обычный, полный чувства отцовского долга папа. Избалованный двумя отцами ребенок скорее всего станет вымогателем, скептиком, «трудновоспитуемым», и дорога от этого папы к другому будет для него скользкой и в буквальном, и в переносном смысле. По этой дороге от одного дома к другому он может потеряться как Новый Человек, а папы будут утверждать, что они ничего не жалели для него.
Ну, конечно, и этот папа может не прийти на собрание. Тогда я добьюсь того, чтобы посадить обоих пап за один стол и попросить поговорить при мне о воспитании Резо, о согласованности между двумя папами в способах воспитания мальчика.
Но папе Теи и Лери — любимому всеми ребятишками «дяде Автандилу» — я пожму руку: «Спасибо Вам за отличное отцовство!» И передам в подарок сочинение его детей. Прочтет их папа и, может быть, впервые увидит себя глазами собственных детей, еще сильнее ощутит свой долг перед ними.
Имею ли я право так говорить и обращаться с родителями, да еще с папами? Могут же они сказать мне: «Дорогой учитель, чего Вы вмешиваетесь в наши личные, семейные дела? Нам и без ваших упреков и нравоучений нелегко! Займитесь лучше Вашим прямым делом в школе!»
Нет, они не имеют права так мне говорить!
Я не просто учитель, не просто воспитатель, я доверенное и уполномоченное Лицо детей и государства. Мне поручено воспитать новых людей, людей будущего, и помешать осуществить эту задачу я не дам никому, тем более родителям. Защита детей, кование их неповторимых судеб — это моя высочайшая забота, мой профессиональный долг, а самое главное — мое призвание.
Вот на чем основывается мое право!
Процесс взросления моих второклассников я обнаруживаю по нескольким приметам.
Вот, к примеру: ребята начали шушукаться, что Майя влюблена в Гочу, Георгию нравится Лела, Тамрико поглядывает на Вахтанга.
Как я узнал об этом? Не донес ли мне кто-либо из ребятишек?
Нет, у меня нет доносчиков, я их не признаю, не покровительствую им и, вообще, не воспитываю.
Знаю, некоторые учителя любят иметь своих доносчиков в классе. Ну, разумеется, они не называют их доносчиками. Для них такими становятся некоторые активисты — классные организаторы или кто-либо еще. Они выбираются на такие посты не без участия самих учителей. Не будь учительской власти, детский коллектив не выбирал бы своими вожаками любимцев учителей. Дети не любят доносчиков. И, как бы ни старался педагог скрыть, кто из ребятишек его информирует, все равно от них этого не утаить. И тогда ему — этому информатору — «крышка», никогда в жизни его одноклассники, будучи взрослыми и самостоятельными людьми, не простят ему поступки, совершенные им в детстве, не будут его любить, не будут поддерживать с ним дружеские связи.
А что может быть противнее того зрелища, когда педагог, укрывшись вместе со своим доносчиком от глаз ребят, выслушивает свежую информацию: кто в чем провинился, кто кого обидел, кто говорил грубые слова, кто поломал что-то и т. д. и т. п. Я бы выгнал такого воспитателя из школы, лишил бы права быть воспитателем детей, а этому доносчику помог бы образумиться, помог бы доказать своим товарищам, как он предан им.