Перед нашими глазами прошли тысячи. Наверное, у них есть какой-то блат, которого нет у нас, какой-то выход на смертократов. Или — об этом даже противно думать — они знают, как к ним подлизаться. Тут мне пришла на память одна вещь… Я не рассказывала тебе о шариковой ручке, которую придумала в сороковых? Рассказывала? Ну, знаешь, как это бывает. Когда рассказываешь длинную историю, нередко забываешь начало. Совсем как в жизни. Впрочем, спасибо за то, что ты оказался терпеливым слушателем, таким, как ты, нравится узнавать что-то новое. Но хотя я, как мне кажется, узнала некоторых здешних посетителей, тебя — сестру? брата? — я никак не могу разглядеть.
Кого я узнала? Ну, мне показалось, я видела Йоса — или кого-то похожего на Йоса, — он вошел и некоторое время здесь сидел. В руках сумка с клюшками для гольфа, во рту чертова трубка. Может, это был Йос, а может, и не он. На мой взгляд, он всегда был совершенно безликим, серым, как тень. Кем бы я хотела стать? Отвечу: любым организмом, который должен быстро увеличить вес в первые несколько часов после своего рождения. Кем угодно. Лично я не отказалась бы стать поганым осьминогом со щупальцами, если бы в эти щупальца что-нибудь попалось. Я бы перегрызла глотку за селедку. Но взглянем на вещи прямо — не все, у кого есть присоски, могут к чему-то присосаться.
— Миссис Блум? — Это Кантер… и да… да… похоже, наконец подошла моя очередь. — Входите, пожалуйста, он вас ждет.
Что ж, до свидания, мой друг. Надеюсь, тебе не придется долго ждать. Не знаю, сумеешь ли ты подружиться с кем-либо из сидящей здесь публики, но ты всегда можешь рассчитывать на несколько тысяч номеров «Вуманз релм». По-моему, рецепты банановых оладий хорошо помогают. Конечно, они не снимают острой боли, но придают ей смысл.
Да, знаешь что? Там на самом деле оказался кабинет зубного врача. А вот и сам врач — еще один тщедушный еврей, принимающий участие в моей судьбе. Интересно, как его зовут. Впрочем, какая разница?
— Бломберг, меня зовут мистер Бломберг. А вы, должно быть, миссис Блум. Пожалуйста, усаживайтесь в кресло. Дайте-ка мне взглянуть. М-м-м… похоже, вы почти ничего не ели, верно? Вам, вероятно, пришлось долго ждать. Пожалуйста, прополощите рот. Огромное спасибо. Теперь слушайте, не стану вас обманывать, миссис Блум… можно называть вас Лили? Так вот, Лили, вам будет больно… очень больно. И, как я могу предположить, вся процедура будет грязной и унизительной. Я бы с удовольствием сделал вам обезболивание, но вы же знаете, как обстоят дела — у нас теперь совсем не те возможности, что были раньше. Могу вас заверить в одном: я занимаюсь этим давно и действую быстро и уверенно. Абсолютно ли это необходимо? О да, абсолютно… даже более того. Разумеется, порой рождаются мутанты или уродцы, однако никто не слышал, чтобы при нормальном ходе вещей младенец появлялся на свет с полным ртом зубов.
Не знаю, помните ли вы свое появления на свет — я расскажу вам, как это было со мной. Это было невыносимо больно, очень грязно и по-настоящему унизительно. Ужасно противно — совсем не в моем вкусе. Протискиваться через многократно посещавшееся влагалище Ледяной Принцессы, пока она какала и писала, визжала и ныла. Будь она проклята, эпидуральная анестезия — ей надо было сделать кесарево сечение вместе с эвтаназией.
Когда меня подхватили крепкие руки и завернули в чистую простынку — это было частичной компенсацией. Потом меня приложили к ее… сиське. Ах! Какой чудесный аромат… представить невозможно! Впрочем, обоняние не было тогда твоим коронным номером, как сейчас. И все же в последующие дни и недели я заново открывала для себя запахи — не всегда приятные. Гораздо больше мне нравились цвета. Такие яркие! Такие разнообразные! Будь у меня возможность, я в этом круге никогда не назвала бы ни один предмет «серым». О нет, только пепельным, сизым, свинцовым, перламутровым, дымчатым, мышиным. Я наслаждалась этими цветами, а они безмолвствовали. Они не орали весь день напролет, как я. Я орала и визжала, ревела и вопила, я надрывалась от плача — только бы эти выродки дали мне наркотиков!
Мне хотелось, чтобы Ледяная Принцесса и Риэлтер стали еще худшими родителями, чем они были. Чтобы они плеснули мне в пластиковую бутылочку что-нибудь из своих коричневых пузырьков. Врачи сказали, что перед выпиской они провели мне детоксикацию — но что понимают эти коновалы? Я задыхалась, приятель. Мне позарез нужна была доза. Вот что я хочу сказать: если обычный младенец постоянно испытывает потребность во многих вещах, то младенец-наркоман должен испытывать острейшую, невыносимую потребность. Словно ты — это целый мир, ждущий чего-то — все равно чего, — что можно проглотить, чтобы отвлечься от космического безмолвия.
У меня даже не было шансов получить наркотик от нее. Ледяная Принцесса не кормила меня грудью. Ее метаболизм был нужен ей самой, а соски — для кого угодно. С сотней фунтов в кармане. В общем, меня кормили комковатой, плохо разведенной молочной смесью. Обычно этим занимался Риэлтер. Но он давал мне то обжигающую, то еле теплую, а то и совсем холодную смесь. Удивительно, как мне удалось дожить до возраста, в котором дети начинают ходить. Для меня это был страшный новый мир. Честно говоря, я не могу его тебе рекомендовать. Конечно, сейчас появилась масса технических новинок, благодаря которым сберегаются невосполнимые ресурсы, но что в этом особенного?
Не могу сказать, чтобы я была удивлена, когда это случилось. Конечно, последние полтора года я не могла разговаривать с ними, но я слушала. На прошлое Рождество было то же самое: какой-то мерзавец выбросил на рынок партию неочищенного героина, и многие из их дружков-наркоманов — тех, кто кололся — сыграли в ящик. Они сами тогда едва не загнулись, что с учетом всех обстоятельств пошло бы мне на пользу. Если бы только они продолжали курить или занюхивать наркотики с фольги. Так очень трудно «перебрать». В общем, кончина Ледяной Принцессы и ее супруга, скорее, говорит в пользу моей приверженности курению. Хочешь «ВН»? Нет, тебе еще, пожалуй, рановато.
В этом году их просто трясло от нетерпения, когда он вернулся домой с добычей. Последние дни они сидели совсем без денег. Рассел утратил свои командные позиции, он больше не мог получить кредита от поганых Ротшильдов — даже если бы те вдруг обнаружили, что он их потерянный сын. Тогда Наташа сумела подняться и вышла на улицу, чтобы у кого-то отсосать. Молодец, Наташа! Вся в меня! Дело мастера боится! Итак, она приходит домой с деньгами, он отправляется за наркотиками, а она в это время готовит мне первую бутылочку пойла за эти несколько проклятых дней.
Они оба ввели себе дозу прямо на кухне, пока я смотрела телевизор. Я, как и ты, уже не презирала доступных развлечений. Потом она успела подняться на второй этаж и лечь в постель, а он остался внизу. Трогательно, а? Погибнуть вместе, как Ромео и эта чертова Джульетта — не считая того, что они были старше, абсолютно лишены надежды и хоть крупицы любви друг к другу. Я даже не расстроилась. Честно говоря, я этого ждала.
Я также ждала, что Майлс прошагает все эти мили до Майл-Энда — в эту глухую пропасть между годами автобусы не ходят. Да, я знала, что он появится. Время от времени он наведывался к нам, подозревая, что он мой отец, несмотря на кучу других кандидатов. К числу которых лично я никогда не относила Рассела — я ничуть не похожа на еврейку. У меня крошечный курносый носик. Retrousse — вот как я бы его назвала.
Вот почему, когда ты появился вновь, мне удалось сохранить напускную храбрость. Но Майлс уже приходил и опять ушел, а я по-прежнему торчу здесь. Если бы эта свинья этажом выше не орала под караоке, я услыхала бы, что он пришел, пока не стало слишком поздно. Дело в том, что когда я была в ванной, пила эту чертову воду из бачка, то услыхала, как гремит почтовый ящик. Я побыстрее заковыляла вниз, но, очевидно, Майлс стучал уже давно, заглянул в почтовую щель, ничего не увидел и ушел. Вот так — теперь мне конец. Это — как и многое другое — лишь вопрос времени.