Сегодня, после того как управились со скотиной, женщины сразу стали собираться на свадьбу. Для нас с Зауром это означало разрешение и нам там побывать.
Надо сразу объяснить, что такое адыгейская свадьба. Она длится несколько дней. В те времена, о которых я вспоминаю, она длилась вечерними свадебными танцами до 20–25 дней. Ведь никаких других культурных развлечений тогда не было. Свадьба становилась главным событием аула. Заканчивалась она заключительным свадебным днем.
Мы отправлялись на обыкновенный свадебный вечер. Уже издали было видно большое скопление людей у дома Ожбаноковых. Оседланные кони, на которых приехали из других аулов, одни паслись на площадке, другие стояли на привязи у плетня. Слышались смех девушек, крики детей.
Во дворе уже образовался свадебный Круг, в котором четко выделялись зоны девушек, детей, парней и мужчин. Женщины, как правило, в таком Круге своего участка не имеют. Они находятся в доме, беседуют и, если им надо, приходят сюда, в зону девушек, и смотрят танцы. Они приходят в основном для того, чтобы поздравить хозяев с невесткой и пообщаться. На Круг они приходят, чтобы посмотреть что‑то особенное.
В Круге находился Хьатьяко, главный и единственный распорядитель Круга, он же массовик — затейник. Ничто не должно происходить на этом свадебном Круге без его ведома и разрешения, никто не имеет права выйти на танец в этот Круг без его приглашения. Если ты хочешь сделать заказ на танец друга или родственника, ты должен обратиться только к нему.
В руках Хьатьяко жезл — приличная лозина, которую он держит так, как подобает держать жезл: перед собой, в согнутой в локте правой руке. Когда Круг сужается под напором прибывающих, он использует жезл не как символ, а уже как прут, которым хлещет по ногам, заставляя всех пятиться. Не хлещет, конечно, но делает вид, что хлещет.
Роль Хьатьяко не является постоянной. На одной и той же свадьбе в разные вечера ее исполняют разные мужчины.
Нас, детей, удивляло и восхищало то, что став Хьатьяко, мужчины преображались, становились балагурами, остряками, ну просто настоящими артистами, яркими личностями, какими в обычной жизни мы их не видели. Мы поэтому делили мужчин в ауле на тех, кто уже побывал в роли Хьатьяко, и на тех, кто еще им не был. Первых почти всех любили, а некоторых из них — особенно. В жизни они опять становились самими собой: одни суровые, другие, склонные к шутке, забывали о том, что они были Хьатьяко, но мы, дети, помнили их только как Хьатьяко.
На своем месте стоял главный ритмач с пхэчич. В дословном переводе это слово означает «звенящее дерево». Пхэчич делаются из пластин специальным способом высушенного граба. Шесть пластин одним концом крепятся к седьмой, коренной, с рукояткой. Ритмач, которого условно можно назвать трещоточником, в каждой руке держит по одному пхэчич и на уровне своей груди трясет их, выбивая из них звон деревянных пластин. Он держит только ритм танца, в то время как гармонь и рисует мелодию, и выдает ритм. В этом особенность адыгейской танцевальной мелодии, и поэтому неразлучными ее исполнителями являются гармонист и ритмач — трещоточник.
Рядом с трещоточником стоял стул, на котором находилась гармонь, накрытая полотенцем. Гармониста еще не было. Говорили, что сегодня будет играть на гармони известный во всей Адыгее своим мастерством Али Темизок.
Сегодня Хьатьяко — Батырбий, мужчина лет тридцати пяти — сорока, с крупным смуглым лицом, на котором за толстыми губами при разговоре светлели крупные белые зубы. У всех были лица радостные, просветлевшие в ожидании музыки и танцев, а у него лицо было серьезное до непроницаемости.
Он читал эти белые стихи — или сам их придумал, или взял из «Нартов» — никто не знал, но все слушали с мистическим интересом, хотя он обращал их не к публике, а читал как бы сам себе.
Со стороны девушек стало заметно оживление. Шел гармонист к своему месту, рядом шла Невеста, покрытая с головой белой шелковой шалью, сопровождаемая своей Стражницей. Хьатьяко умолк и поднял жезл. Гармонист уселся на стул, на колени ему постелили полотенце и подали гармонь. Невеста со Стражницей стали по одну сторону гармониста, трещоточник стал по другую. Хьатьяко неожиданно сорвался с места и стал с криком: «Давай!» — гарцевать по Кругу, держа впереди свой жезл. Гармонист с ходу стал наигрывать ему такие ноты, под которые и лошади сорвались бы в галоп.
«Давай, гармонист, я сегодня весь вечер буду один танцевать», — отчаянно вопил Хьатьяко,
— причитал гарцующий Хьатьяко.
Закончив гарцевать, перешел на плавный танец, на который и гармонист сразу перевел свою игру. Но тут же Хьятьяко остановился, замолкла и гармонь, потому что он жезлом указал в ее сторону.
Все это было шуткой Хьятьяко.
— Собравшиеся на эту свадьбу! — обратился Хьятьяко к Кругу. — Сегодня у Ожбаноковых светлый день, сегодня у них счастливая свадьба. Никто сюда не пришел, кто не желал бы им добра и счастья. Пусть в их роду будут одни свадьбы и ни одного черного дня. Сегодня собралось много людей — это значит, будет много веселья. У нас много гостей, а что может быть дороже гостя. Поэтому я приглашаю на этот Круг начать танцы почтеннейшего Мурата Сеюхова, приехавшего из далекого Джамбечия. Все хотели бы посмотреть резвость его ног.
На Круг вышел мужчина в годах, лет пятидесяти, к нему Старшая вывела девушку. Гармонист и трещоточник взорвали тишину, и танец начался. Мужчина танцевал элегантно и солидно, с учетом своего возраста, молодая девушка, аккуратно семенившая ногами, хорошо смотрелась в паре со своим солидным партнером. Но танец был недолгим. Мужчина, просто отдавая дань уважения хозяевам, всему Кругу и Хьатьяко, принял танец, но возраст уже был не такой, чтобы увлечься танцем. Он подвел под руки партнершу к своему месту, поблагодарил ее, вернулся на середину Круга, слегка поклонившись, поблагодарил всех и пошел на свое место.
Затем Хьатьяко пригласил гостя из аула Джарокай и заказал для него зафако Джарокайский — один из самых звонких и в то же время задушевных зафако. Этот гость был молодой и воплотил в танце все особенности музыки. Он доказал, что настоящие танцы начались.
Гости из Уляпа, Хатукая, Теучежхабля… Это был фестиваль стилей разных племен и даже разных аулов.
Потом танцевали уважаемые в ауле люди — председатель, учитель… Но что‑то было еще впереди. Все чего‑то ждали. Хитроумный Хьатьяко знал, что ждали все. Но он не очень торопился, потому что знал он и то, что ожидание чуда вызывает не менее трепетные чувства, чем само чудо.
Он подошел к нам, детям, и объявил, что никто на свете не любит детей так, как он. Вывел маленькую разнаряженную девочку и стал с ней танцевать. Девочка оказалась резвой, обученной танцам и выделывала такое, что Хьатьяко стёл хвататься за сердце и причитать: «О, Аллах, а что же мне делать? Как же я за ней поспею?». Он запутывался, ошибался, все хохотали, и ему ничего не оставалось, как в знак признания поражения встать на одно колено и хлопать победоносному завершению танца девочки.
Когда она ушла на свое место, Хьатьяко заявил, что теперь будут танцевать мальчик и девочка. «Я сам их выберу», — проговорил он и подошел к месту, где мы стояли с Зауром. У меня сладостно замерло сердце — так я боялся, что он выберет меня, и так хотел этого. Я никогда не танцевал, никогда никто меня не учил танцевать, но здесь мне казалось, что я уже умею. Но Хьатьяко выбрал не меня, а мальчика, стоявшего за мной.