На ненависть латинян греки отвечали отвращением. Анна Комнина, дочь императора Алексея, которая видела участников I Крестового похода, описывает их как грубых варваров. То были воины, а негоциантам-грекам война претила; они были в ужасе от того, что люди церкви, епископы и священники, лично участвовали в сражениях. Превыше всего византийцам внушала ужас алчность людей с Запада, «готовых продать за обол жену и детей» [98]. Богатство Византии было, наконец, последним укором и первым предметом зависти латинян. Во времена первых Крестовых походов изумление вдохновляло всех хронистов, которые проходили через Константинополь, на восхищенное описание. Для этих варваров, которые вели убогую жизнь в примитивных и жалких местечках, Константинополь с его, возможно, миллионным населением, монументами и лавками был откровением. В 1097 г. Фульхерий Шартрский в числе других таращил глаза: «Сколь благороден и прекрасен Константинополь! Сколько в нем монастырей и дворцов, построенных с изумительным искусством! Сколько удивительных изделий выставлено на его площадях и улицах!» [99] Однако потом жаба стала душить всё сильнее.
Привлекали, среди всего прочего, реликвии. Робер де Клари, уже после взятия и ограбления, перечисляет, что обнаружили крестоносцы в 1204 г., после того как захватили Константинополь, в одной лишь церкви Фаросской Богоматери: «Мы нашли там две части подлинного Животворящего Креста толщиной с ногу и длиной в пол-аршина. Нашли там также наконечник копья, коим пронзили ребро Господа. Мы нашли там также одеяние Богородицы и столько других богатых реликвий, что я не смог бы их описать» [100]. Отменная добыча для благочестивых воров, которые будут хранить свои трофеи, и для жадных грабителей, которые их дорого продадут [101].
Даже для тех людей Запада, которые не видели ее чудес, Византия была в средние века источником почти всех богатств, ибо оттуда шли самые ценные [102] товары ее собственного или чужеземного производства: роскошные ткани, шелк, полновесная до конца XI в. золотая монета [103], которую на Западе называли просто-напросто «безантом», этот «доллар Средневековья». Кстати, наш знаменитый торговый путь «из варяг в греки» тоже был тесно связан с византийским богатством и могуществом. Дело в том, что до I Крестового похода Западная Европа была вынуждена мириться с практически монопольным положением Византии как посредника между Европой и Востоком. А север и северо-запад этой самой Европы не могли попасть в Византию удобней, чем через водную речную систему путей Руси. Вот откуда сила, богатство и уважение страны, только что появившейся на свет в качестве самостоятельного государства. Сколько соблазнов пробуждали византийские богатства! И в духовной сфере также можно было довольствоваться подчас восхищенным и признательным заимствованием. Западные теологи XII в. заново открыли для себя греческое богословие [104], и некоторые из них приветствовали свет, который шел с Востока: orientale lumen [105]. Но это не могло уже погасить всю зависть и злобу. И вот завершение: штурм крестоносцами Константинополя 13 апреля 1204 г., грабеж и жестокая резня мужчин, женщин и детей, когда латиняне наконец-то утолили зависть и ненависть к византийцам. «Никогда еще с сотворения мира ни в одном городе не была взята подобная добыча», – говорит участник IV Крестового похода хронист Виллардуэн, и ему вторит византийский хронист Никита Хониат: «Сами сарацины более добры и сострадательны по сравнению с этими людьми, которые носят на плече знак Христа» [106].