Г. В. вернулся к трем часам ночи (каждый из нас к тому времени уже выпил одну или две бутылки вина), включил свет (Биби с Лолой как раз целовались), открыл шкаф и демонстративно вложил 200 леев в общую копилку. Потом он плюхнулся на свою постель, продолжая читать газету, которую принес с собой. Вероятно, ее забыл в машине какой-нибудь пассажир.
Именно тогда Грэйт Биби и начал рассказывать ту самую историю про ребенка, страдавшего гемофилией. Г. В. сперва притворился, что не слышит, но спустя несколько минут и он отложил газету.
— В половине восьмого, — рассказывал Биби, — на площади Воссоединения ко мне сел один преподаватель. Он спешил на поезд в Джурджу и по дороге рассказал, что возвращается с похорон восьмилетнего мальчика, своего ученика. Я поинтересовался: отчего ж он умер? И услышал: гемофилия…
— А что это такое? — подал голос Г. В.
— Вот так и я спросил, — продолжал Биби, — и он ответил, что это такое заболевание крови, вроде как наследственное, но страдают им только мальчики, а передается оно только от матерей.
— Ну и?.. — перебил его я.
— Ты послушай, какая это идиотская болезнь! У человека бывают такие периоды, когда кровь совершенно не сворачивается. Ты понимаешь, тебе даже нельзя получить царапину, нельзя оперироваться, ну ничего нельзя! Если, не приведи господь, ты ударишься, в ту же секунду на месте ушиба внутри образуется кровяной сгусток, и ты обязательно должен прикладывать специальные компрессы с какой-то мазью, иначе сразу отдашь концы.
— То есть как это черт возьми? — удивился Г. В.
— Да вот так! И этот ребенок приходил в школу со своей подушечкой, на которой сидел, ему нельзя было шалить и всегда надо было иметь при себе на всякий случай лекарство для компрессов. У него был умный взгляд взрослого человека, и он говорил, что собирается стать пилотом.
Лола налила в кофейную чашку вина и пригубила его. Но мне показалось, что она намочила не губы, а глаза, потому что, когда она посмотрела на меня, я заметил, что они у нее мокрые.
— И каждый месяц его клали в больницу для переливания крови. Он был отличником и всегда просился в дежурные, чтобы ему позволили вытирать доску, но преподаватели не разрешали. И вот однажды, когда он выходил из школы, кто-то наступил ему на ногу. Ты понимаешь? Просто наступили на палец.
— И?.. — нетерпеливо спросил Г. В.
— И! Он даже ничего не сказал маме, просто пришел домой и лег спать. На другой день ему уже стало плохо, и домашние вызвали врача. Тот сразу обнаружил опухоль, поставил компресс, но при этом сказал, что лучше бы мальчика госпитализировать для нового переливания крови. Мальчишка ответил, что не хочет ложиться в больницу, ему надоело, и доктор уступил, сказал, что достаточно компресса, даже если его приложить с опозданием.
— А может, паренек хотел себя испытать и проверить, сможет ли он все-таки перебороть все это? — предположил Г. В., который теперь внимательно следил за ходом рассказа.
— Возможно… — задумчиво проговорил Биби и сделал паузу, чтобы снова глотнуть вина.
Он был уже пьян, но как-то иначе, чем обычно. Во всяком случае, он не был агрессивен.
— Возможно, это было его первое пари с жизнью. Первое и последнее, понимаешь?
— Разве от этого он умер?
— Да. На третий день у него произошло кровоизлияние в мозг.
Наступило долгое молчание. Позвякивали только бутылки на столе. Мы старались не смотреть друг на друга, а Лола молча плакала, сердитая на всех и вся, лишь время от времени чуть слышно вздыхала. Через час или полтора, когда темнота за окном приобрела молочный оттенок и все мы были уже совершенно пьяны, я увидел Корнелию, которая тихо скользила по комнате, переворачивая пепельницы и раскручивая магнитофонную ленту, Г. В. поднялся с постели и сказал:
— А если мы найдем его родителей и отдадим им деньги из копилки?
— Не имеет смысла, — категорично отрубил Биби, — его родители не нуждались в деньгах, не об этом речь. Ты ничего не понял.
— Если б мы раньше могли что-нибудь сделать… — произнес я минут через десять, словно оправдывая Биби, но после этого тут же уснул, и, видимо, с остальными произошло то же самое.