Помню, мы до смерти его боялись. Избегали как могли, особенно когда он оставался один. В то же время нас ужасно к нему тянуло. Каждую перемену мы строили планы: собирались группами, прятались, а потом окружали его. Он пугался, оказавшись среди детей. Мы смотрели, как он суетился. Часто, запаниковав, он писался — или того хуже. Мы громко смеялись, а он пользовался моментом, чтобы убежать. Пугать его стало забавой: поймать Медведя так, чтобы он за нами не погнался. На какие только уловки мы не шли. Глупые жестокие дети. Мы вели себя отвратительно.
Что-то еще вспомнить о нем? Да, конечно, могу. Например, один раз на уроке мадам Лафон рассказывала нам о медвежьих — вот именно это слово, «медвежьи», крепко засело у меня на подкорке. Она рассказывала об их повадках, питании, много еще чего, но мы все это уже знали, поскольку в краях водятся медведи, дома в кругу семьи о них говорили. Мы привыкли, что наш Медведь все время молчит на уроках, но тут у него что-то щелкнуло в голове, когда мы обсуждали тему, и он вдруг поднялся с места и подошел к доске. Такого никогда не было. Он взобрался на кафедру и изобразил зверя. Прямо как на картинках, которые показывала учительница. Тут мы все замерли. Даже мадам Лафон потребовалось время, прежде чем как-то отреагировать и отправить его на место. Я часто об этом вспоминаю. Спрашиваю себя: а не насмехался ли он над нами? Вдруг он решил выкинуть что-то поинтереснее, чем все его мучители? Не изображал ли он медведя в знак издевательства над нашей глупостью, чтобы мы вправду поверили, будто он зверь? Чем больше я об этом размышляю, тем сильнее верю, что самым глупым в нашем классе был далеко не тот, кого мы подозревали.
Ах да, об этом я помню, потому что после того случая он не вернулся в школу. Образовалась какая-то пустота. Кажется идиотизмом, особенно после всего, что мы ему причинили, но мы скучали по Медведю. Мадам Лафон вызвала его мать. Та ждала у ворот, пока мы все выйдем из школы. Мы догадывались, что дела у Медведя плохи. Мы были любопытными сопляками и тут же заинтересовались происходящим, поэтому спрятались прямо напротив и наблюдали. Конечно, мы ничего не слышали из разговора, но плевать хотели, поскольку от души любовались спектаклем. Они стояли во дворе и беседовали. Медведь был огромный — гораздо выше матери. Не помню, сколько ему было лет: десять, может, двенадцать. Говорила мадам Лафон, а они слушали. Мать с сыном держались за руки. Это я отлично помню, потому что мы корчились от смеха: она держала его ладонь, будто ему всего три года, в то время как парень больше походил на великана. Мадам Лафон — довольно строгая женщина, уверяю вас, однако во время всей ее речи мать Медведя стояла прямо и непоколебимо. От нее исходила какая-то удивительная сила. Пока учительница говорила, казалось, будто матери удается невозможное: она не просто достойно сносила все услышанное, но будто становилась выше с каждым словом. Когда мадам Лафон закончила, мать просто ответила ей: «Нет». Мы не слышали, но отлично поняли: она ровно так и сказала: нет — и ни слова больше. Подобная смелость повергла нас в ступор, потому что мы знали, какая строгая у нас учительница. Вся эта длинная речь, а в ответ — только нет. Казалось, мадам Лафон смутилась. Она разнервничалась, замахала руками. Но мать не двигалась с места. Лишь повторила: «Нет значит нет». А затем произошло то, что лишило меня дара речи: стоя перед учительницей, которая, повторяю, не была примером нежности, мать поцеловала своего сына, школьного дурачка. И она не просто его чмокнула, не раздумывая, по привычке — нет. Она с удивительным старанием медленно запечатлела поцелуй. Вот что меня больше всего поразило. Правда. Я никогда не видел подобной любви матери к сыну. Даже не думал, что такое возможно.
О нем у меня сложилось двойственное впечатление: ужасающая мощь и удивительная нежность. Это может вам показаться странным или противоречивым, но я прекрасно представляю себе, как он заботится о ребенке. С другой стороны, я бы близко не подошел к его чаду. Вы же видели, что случилось с тем туристом. Медведь не отдавал себе отчета. Если бы он убил путешественника, я бы не удивился. Мы вместе учились в школе, и там все знали, что не надо злить парня — никогда, особенно если вас мало. Не просто так его прозвали Медведем.
Я полностью с вами согласен. Закон есть закон и действует на всех. Это ненормально, что малолетняя девочка так живет и никто о ней ничего не знает, даже власти. Понимаю, придется провести расследование, чтобы понять, откуда она взялась. Согласен. Но, если позволите, меня смущает, что вы не допускаете мысли, будто Медведь может быть отцом, лишь потому, что его мозг функционирует иначе, чем наш. Почему бы не поверить, что он познал женщину? Почему бы не предположить, что малышка — его дочь? Меня бы не удивило, что с такой матерью Медведь стал самым заботливым отцом среди нас. Меня бы не удивило.