Да, ваши коллеги знали, где именно искать. Они отметили места на карте. Мы кружились вокруг этих точек. Одна была довольно далеко от амбара. Под обрывом у хутора Жусс, у самого подножия.
Нет, грот мы не искали. Мы хотели найти ребенка. И старшего сына Мариэтты, поскольку жандармы полагали, что он попытается сбежать, заметив их.
О, я о гроте знаю ровно столько же, сколько и остальные. Это все из-за истории с феями. Но я никогда туда не поднимался: слишком сложно добраться, нужно быть крепким скалолазом.
История? Вы не знаете? Бабушка рассказывала, когда мы были еще совсем маленькие. Если будем шалить, феи нас заберут к себе в грот, и больше никто не сможет вернуться в деревню. А тех, кто из любопытства туда отправится, ждет беда на несколько поколений вперед. Конечно, бабушка говорила все это, чтобы мы туда не шастали. А может, и вправду верила. В любом случае это работало. Мы наверх не ходили. Именно поэтому я никогда не бывал в гроте.
Нет, жандармам я этого не рассказывал. В тот момент я совсем не думал о гроте. Говорю же, мы пытались найти ребенка там, где путник видел ее ранее. Ваши коллеги взяли меня с собой на поиски девочки. Мне даже в голову не пришло разговаривать с ними о феях.
Могу ли я добавить что-то еще? Вот: самое интересное во всей этой истории то, что Мариэтта не воспитывала малышку, а доверила ее старшему сыну. Говорю же вам, мы ее знаем с тех пор, как она переехала в наши края, с самого начала. Она разумная женщина, в здравом уме. Как так получилось, что она допустила подобное? Почему позволила сыну удерживать девочку в гроте? Почему не забрала ее домой? Даже если они хотели ее спрятать, разве ей было бы не лучше у них? Вот о чем мы себя спрашиваем. Почему Мариэтта не попросила сына привести девочку домой? Может, она ничего не знала о ребенке. Скорей всего, она не вмешивалась, потому что была не в курсе. Но как можно хранить такую огромную тайну столько времени? Особенно скрывать от матери, с которой он худо-бедно общается. Надо же кормить девочку, где-то найти пропитание и вещи для нее. Как Мариэтта ничего не заметила — вот о чем мы с женой думаем.
4
Ну да, я живу на хуторе Жусс, самый близкий к ним сосед. Но все равно далековато. Ведущая к ним тропинка начинается чуть дальше хутора — ее еще разглядеть надо. Затем она уходит в лес, а потом — резко вверх, метров двести по склону. Не могу вам сказать, какое там точное расстояние. В горах никто не считает в километрах.
Нет, у нее нет машины. По крайней мере, я не видел. Но мы выручаем друг друга. По субботам местные с хутора спускаются в Сен-Марсель, тогда все очень просто — мы берем ее с собой. У нее в сумке всегда полно вещей на обмен. И водителю всегда что-нибудь перепадает. Никто ее не обязывает, так вообще мало кто делает, но она вот да. Не знаю, может, из-за всех этих мелких деталей, но она мне всегда нравилась, несмотря на ее дикость.
Ну, я говорю «дикая», потому что не знаю, как лучше выразиться, и возможно, это не самое подходящее слово. Она добрая, вежливая, но никто не смеет к ней близко подойти. Мы уважаем ее личную жизнь. Это как если бы у нее был панцирь. Никто не собирается пронзать панцирь. Слишком рискованно. Сразу понятно, что не надо лезть, — ей это не по душе. И все-таки она мне нравится. А как соседка — так и сказать нечего. Никаких проблем. Она неплохо выкручивается — это точно. Знаете, в округе есть и другие одинокие женщины, но они всегда с кем-то встречаются, съезжаются, расстаются. А эта — нет. Для нее существует лишь детеныш Медведь — и никого больше.
Ну, в машине мы говорим о всякой чепухе. Погода, садоводство, не знаю, как со всеми остальными.