— Шесть бабок, два юнца…
Грозный кладет на стол три дамы и два валета.
— Порядок, — восклицает обрадованный Фабиан. — Ты проиграл…
Он бросает на стол четыре короля и туза.
Грозный берет наган. Сидящие за столиками люди с шумом отодвигают стулья и пробираются к стене.
Грозный приставляет к виску револьвер.
— Раз, — кричит Фабиан.
Грозный нажимает указательным пальцем курок, барабан поворачивается на одну ячейку.
— Два, три! — командует быстро Фабиан. — Стреляй!
Барабан останавливается. Грозный нажимает на курок. Раздается сухой треск. Боек ударяет в пустое отверстие.
По залу проносится глухой вздох облегчения.
Рен покидает корчму. Он взбудоражен, курит сигарету, жадно затягиваясь. Оглядевшись вокруг, смотрит на дорогу, по которой как раз стадо коров возвращается с пастбища. За пастухом следует, как тень, вооруженный мужчина.
Медленно приближаются сумерки.
Рен направляется к вилле доктора. Пройдя несколько метров, останавливается. С противоположной стороны к нему приближается Вятр.
— Ну и повоевали мы сегодня!
— Да.
— Я был у Кордиана.
Рен молча кивает головой.
— Это уже не войско, старик, — с грустью говорит Вятр. — И не война. Это конец.
— Да.
— Что за день! Такой сумбур, столько беготни, свар. И три ненужные смерти.
— Это верно.
— Я на такое не гожусь, — продолжает Вятр. — Сыт всем этим по горло.
— Я тоже.
— Эх, поехать бы куда-нибудь к морю…
— Почему именно к морю? — удивляется Рен.
— А потому, что гор с меня предостаточно… А тебе разве нет?
— Пожалуй, да.
— Ты с ксендзом говорил?
— Да. Он займется похоронами Кордиана.
— А что в корчме?
— Похоже, готовятся еще одни похороны…
Карты раздает Грозный. Фабиан внимательно следит за ним. По его лицу текут струйки пота. Совершенно очевидно, что он уже обессилен игрой.
Фабиан заглядывает в карты. Откладывает две. Грозный берет три.
— Что у тебя?
— Два короля.
— Два юнца, — говорит Грозный. — Ты выиграл…
Грозный неторопливо берет револьвер.
Фабиан рывком хватает стакан водки и опрокидывает залпом.
— Люди, нет на вас креста! — обращается к ним монах, приближаясь к столику на подгибающихся ногах. — Нельзя так играть с жизнью ближнего своего… Умоляю вас, во имя господа нашего прекратите это кощунство и не искушайте более диавола… — Монах икает. — Прошу вас…
— Считай, — говорит Грозный Фабиану.
— Дорогие мои, разбойнички вы золотые, лучше водочки вместе попьем всем миром, ибо оттого вреда будет меньше для вас, да и пеклу на одну душу грешную меньше достанется. — Тут монах снова икает.
— Рен! — зовет Грозный. — Рен!
— Нет его здесь!
Грозный показывает движением головы на монаха.
— Уберите этого… в рясе! Пусть угомонится, наконец!..
Чайка и Дзик силой выпроваживают из зала упирающегося монаха.
Труп Фабиана лежит повернутый лицом к столу, с которого уже кем-то прибраны деньги, стаканы и бутылка с водкой.
Грозный стоит между столиками и молча наблюдает за торопливо собирающимися в путь людьми. Он пьян. Его огромное тело лениво покачивается на широко расставленных ногах.
В углу сидит на полу скорчившийся монах и тихо плачет. Неподалеку от него неподвижно застыл на стуле доктор.
Люди Грозного постепенно покидают корчму.
Грозный выходит последним. У дверей он еще раз окидывает взглядом зал и доктора. На лице его горестная усмешка.
В буфете, возле стойки бара, он наталкивается на парочку странствующих артистов, Коко и Лилиан. Они испуганно взирают на Грозного.
Слегка пошатываясь, он выходит на сумрачную в эту пору площадь, на которой стоят построенные в шеренгу люди, как положено, по взводам, как они стояли и утром этого дня. Лошади нетерпеливо постукивают подковами о мостовую.
Грозный приближается к ожидающим его возле джипа советским офицерам. Молча возвращает им личное оружие. Только капитану безопасности не отдает его пистолета.
Англичане отправляются тотчас вслед за военным автомобилем. Холодные, высокомерные, делающие вид, что ничего не произошло.
Последним отъезжает пустой автобус.
— Рена еще нет! — поспешно докладывает Чайка, становясь перед Грозным навытяжку. — И Вятр куда-то исчез.
— Можете идти! — говорит удрученно Грозный. — Подождите у берега реки…
— Слушаюсь!
Грозный смотрит какое-то время вслед удаляющимся людям, а после того, как они исчезают из его поля зрения, направляется в глубину деревни, затихшей и пустынной, словно бы вымершей. Только его собственная тень в пронзительном свете луны сопутствует ему на этом пути.