— Мама велела.
Милиционер фиксирует в протоколе:
«Однажды гр. Егоров Н. П. привел в свою комнату женщину и потушил свет. Я в это время находилась в коридоре и видела все в замочную скважину. Из этого факта можно сделать вывод, что гр. Егоров Н. П. ведет аморальный образ жизни».
— Оля, — говорит милиционер, — теперь слушай, я прочитаю твои показания, а ты подпишешь.
Он неторопливо читает протокол, делая паузы после каждой фразы.
— Понятно? — спрашивает милиционер, закончив чтение.
— Ага. Дядя, а это что у вас? — Оля показывает пальчиком на фуражку, к которой прикреплена кокарда. — Это такой значок, да?
— Вот возьми ручку и распишись, — строго говорит милиционер. — Нет, не здесь, а внизу. Вот тут.
Эта работа Оле нравится. Высунув от напряжения язык, она медленно рисует большие буквы: «ОЛЯ».
— И фамилию, — напоминает милиционер.
— Фамилию я не умею, — смущается Оля.
— Ну ладно, — делает уступку милиционер. — Теперь вы заверьте показания, — говорит он Марии Петровне и вписывает фразу: «Опрос производился в присутствии воспитательницы детского сада Соловьевой М. П.»
Мария Петровна с чувством хорошо исполненного долга расписывается.
Примечание автора. В этом фельетоне процитирован подлинный протокол, случайно попавший в руки автора. Из соображений педагогического такта фамилии изменены.
ПРЕМИЯ И МИКРОКЛИМАТ
Приказом директора Галина Михайловна Шахова была премирована. Как говорилось в приказе, «за непосредственное участие в разработке и внедрении нового ГОСТа».
Не будем скромничать, премия — это приятно. И чем она больше, тем сильнее вдохновляет. Вот почему, увидев цифру «710 рублей», Галина Михайловна поспешила в бухгалтерию, на ходу решая, что купить сегодня, а что отложить на завтра.
Однако в бухгалтерии Шахову встретили холодновато.
— Выдавать не будем, — заявили ей, — начальство не велело.
— Как! — растерялась премированная. — А приказ?
— Мало ли что приказ, — ухмыльнулась бухгалтерия. — То бумажка, а то устное указание.
Шахова до сих пор не знала, что устное указание котируется выше письменного, и, естественно, несколько удивилась. Она удивилась и попыталась выяснить, в чем дело.
— Значит, вы считаете, что я недостойна этой премии? — спросила она напрямик. — Зачем же тогда издавали приказ?
— Нет, почему же, — равнодушно пожало плечами начальство. — Но только мы должны сперва определить степень вашего участия в разработке этого самого ГОСТа.
Такое заявление показалось премированной немного странным.
— Насколько я понимаю, — сказала она, — степень моего участия следовало определять по крайней мере до издания приказа, а не после.
— А вы нам не указывайте, что когда определять! — рассердилось начальство. — Это, извините, наша компетенция, а не ваша.
Назревал конфликт. А пока он зреет, хочется высказать. одно интересное соображение насчет материального стимулирования.
Как уже было замечено, премия — это приятно. Она стимулирует. Но, спрашивается, кого?
Проведите социологический опрос, и вы увидите, что премия стимулирует главным образом премируемых. Я, например, знал человека, у которого премия (если ее давали другим) вызывала острую зубную боль. Бедняга страшно мучился, не мог ни работать, ни есть, ни спать. Неудивительно, что его премировали чаще всех — исключительно из гуманных соображений.
Так вот, сумма премии, предназначенной Шаховой, вызвала в институте легкое брожение умов. Ну, сто, ну, двести рублей, это еще куда ни шло, но чтобы аж семьсот!..
Руководство института запрашивает свой Одесский филиал: а правда ли, что Г. М. Шахова принимала «непосредственное участие»? Может, оно не такое уж непосредственное? Может, это вообще не участие, а так, «активное содействие»?
— Точно. Участие, — ответил филиал, проводивший эту работу. — И притом самое непосредственное.
— Нет, вы все же подумайте, — настаивала Москва. — А вдруг?
— Все правильно, — снова протелеграфировала принципиальная Одесса. — Шахова заслужила эту премию в такой же степени, как и мы. Поскольку внедрение ГОСТа дало государству сотни тысяч рублей экономии.
Вот ведь какая несговорчивая эта Одесса! Никак не может понять, что давать в одни руки такую сумму, в то время как никто из дирекции не получил ни копейки, по меньшей мере обидно.
А впрочем, что нам Одесса! Почему мы должны считаться с мнением филиала, когда голова — мы!
И тогда подготавливается второй приказ, отменяющий первый.
Во втором приказе список премируемых несколько расширен. Сюда не вошли, правда, руководители института, теперь это не совсем удобно. Зато добавлены товарищи из технического отдела, которые ни малейшего отношения к разработке нового ГОСТа не имели. При этом впопыхах в список включили даже одного инженера, которого уже не было в живых.
Чтобы обосновать этот новый приказ, дирекция института даже решилась на маленький, совсем ерундовый подлог: в одном документе было допечатано несколько строк, в которых говорилось, что технический отдел тоже, как говорится, «пахал».
Ну что ж, для благородной цели все средства хороши. А цель была святая: уменьшить сумму премии, выдаваемой Шаховой. Уж больно кололи глаза эти семьсот десять целковых. Отбивали всякую охоту жить и работать. Теперь Г. М. Шаховой причиталось только 440 рублей.
Но тут в институте случилось небольшое событие. Директор Юрий Васильевич Попов, не успев подписать приказ, заболел. Исполнять его обязанности стал главный инженер Геннадий Алексеевич Давыдов, человек решительный и твердый.
— Да кто она такая, эта Шахова? — воскликнул и. о. — Всего-навсего начальник отдела стандартизации. Да мы ее в бараний рог согнем, пусть только пикнет!
А поскольку оскорбленная всей этой возней Галина Михайловна не успокаивалась, было найдено отличное средство согнуть ее в бараний рог.
Сотрудники отдела стандартизации вызывались поодиночке и допрашивались с пристрастием:
— Скажите, что за человек эта ваша начальница? Как вы считаете, правильно она руководит? Может, у вас есть к ней какие-нибудь претензии, так вы говорите. Говорите, не стесняйтесь. Тут уже поднакопились жалобы…
Склока заваривалась, так сказать, сверху. Нашлись недовольные. Возникли претензии. Густым черным дегтем мазалось все, что делала и делает Шахова. По институту ходили слушки:
— Слыхали?.. А ведь с виду ни за что не скажешь. В тихом-то омуте, а?..
Когда склока достигла кульминации, был издан новый приказ. Он был изд 1н спустя три месяца после первого и, разумеется, отменял все, что было раньше. В приказе, подписанном и. о. директора Г. А. Давыдовым, Шахова награждалась уже не за «непосредственное участие», а всего лишь за «активное содействие». Соответственно этому сумма премии сократилась до ста рублей. Остальные деньги, отпущенные министерством для премирования сотрудников, «в связи с отсутствием в институте основных исполнителей» распределению не подлежали.
Вот теперь дело другое. Сто — это не семьсот. Сто — это по-божески. Можно даже примириться с тем, что «остальная сумма» не досталась никому.
После издания приказа выздоровевший директор вызвал Галину Михайловну.
— Ну, товарищ Шахова, как вам работается?
— Плохо, Юрий Васильевич…
— Вот и я говорю, плохо вы работаете. Жалуются на вас. Народ недоволен.
Не сработались вы с коллективом, товарищ Шахова. Да-а, не сработались. Так дальше продолжаться не может.
— Что же прикажете делать, Юрий Васильевич?
— Зачем приказывать? Я просто хочу дать вам дельный совет. Пишите заявление об увольнении по собственному желанию. Самое правильное решение. Кстати, мы тут на ваше место уже подобрали человечка.
…Моя беседа с директором института Ю. В. Поповым как-то не сложилась. Директор больше нажимал на огромные задачи, стоящие перед коллективом, и на то, что коллектив с честью справляется с возложенными на него обязанностями. А я все пытался выяснить подоплеку истории с премией.