Глубоко вздохнув, она села ждать какаша. Но какаш все не шел и не шел. Он не пришел ни в обед, ни в полдень, ни вечером. Наступила ночь, но теперь звезды лишь слабо мерцали вдалеке. Какашка лежала в ямке, безучастная ко всему. Даже если бы сейчас поднялся ураган и унес ее в космос, ей было бы все равно. Мир померк без какаша.
Какашка рыдала всю ночь, и, наконец, звезда, сжалившись, снова повисла над ней и сказала:
— Не плачь, какашка, ты обязательно найдешь себе нового какаша.
— Нет-нет, — замотала головой какашка, — я хочу только своего любимого клубничного какаша, а больше мне никто не нужен.
— Но от него воняет, — возразила звезда.
— Ничего, я потерплю, — всхлипнула какашка.
— Тебе лучше забыть его, — вздохнула звезда.
— Почему это? — подавилась всхлипом какашка.
— Он нашел себе другую какашку.
— Я тебе не верю! — закричала какашка. — С какашем просто что-то случилось. Он, наверное, заблудился или попал в беду.
— Эх, ты, наивная какашка, — сказала звезда. — Я видела твоего какаша с другой.
Какашка распласталась по земле и подумала, что лучше ей сейчас умереть. А звезда все не уходила и смотрела на какашку печальными ночными глазами.
— Расскажи мне, какая она… — грустно попросила какашка.
— Ее выкакала одна девочка после того, как выпила много кефира, — ответила звезда.
— Ну, чем эта кефирная какашка лучше меня? — вскричала какашка.
— Она мягче, — многозначительно ответила звезда и уплыла.
Какашка пролежала в ямке еще несколько дней, посыпая голову грязью и пылью. Она все еще надеялась на возвращение какаша. Но через несколько дней от надежды не осталось даже искринки.
И тогда какашка вспомнила великого русского художника и, вставая на ослабшие ножки, подумала — будь, что будет.
Какашка застала великого русского художника там, где покинула несколько дней назад. Он по-прежнему сидел в кашке, но на этот раз созерцал хвост козы, который без остановки ходил из стороны в сторону.
Увидев какашку, он широко улыбнулся — так, будто был очень рад ее появлению.
— Ну, что, вернулась? — спросил он и закряхтел довольно.
— У меня были еще предложения, — сказала какашка, чтобы художник не воображал, будто ей больше некуда податься. — Я бы, например, могла слиться с облепихой, и стать ягодой.
— Ягодой ты станешь, когда я того захочу, — ответил художник и окинул какашку критическим взглядом.
— А ты, правда, сможешь сделать из меня ягоду? — спросила она.
— Конечно, — ответил он. — Не зря же я — великий русский художник.
Какашка обрадовалась. Она уже представляла, как превращается в малиновую какашку, находит какаша, он снова влюбляется в нее и бросает кефирную какашку. Или не так. Пусть лучше какаш в нее снова влюбится, а какашка его отвергнет — чтоб была ему наука.
В этот момент хвост козы приподнялся и из-под него повалились круглые черные какашки. От них пахло ветками куста, и какашка снова пригорюнилась. К сожалению, она была не единственной какашкой, и на этом свете у нее было слишком много соперниц — более молодых и свежих.
— А ты из любой какашки мог бы сделать ягоду? — спросила она художника.
— Великий русский художник может все, — ответил он о себе в третьем лице.
— Тогда зачем тебе я? — удивилась какашка. — Ты бы мог, например, сделать ягоду из козьих какашек.
Услышав эти слова, козьи какашки радостно запрыгали вокруг художника и закричали, хлопая в ладоши: «Художник, художник, сделай из нас ягоды!». Но художник и ухом не повел в их сторону.
— Ты очень необразованная какашка, — сказал он какашке. — Ты ничего не смыслишь в современном искусстве.
Какашка опустила голову — ей сделалось стыдно.
— Но так уж и быть, — сказал художник, — я тебе объясню. Я действительно могу сделать ягоду из какой угодно какашки, даже из своей собственной. Но это легко, ведь мои какашки — прекрасны.
— Почему? — спросила какашка.
— А потому, что я — великий русский художник, — ответил он.
«Слава великому русскому художнику! — по-прежнему кружили вокруг него хороводом козьи какашки. — Слава самому прекрасному-распрекрасному на свете великому русскому художнику!».
— Кхе-кхе, — закряхтел довольно художник и продолжил. — Настоящий художник может сделать ягоду из того, из чего сделать ее сложно. Я бы сказал, даже невозможно. Художник не ищет легких путей. Наоборот, он ищет путей самых трудных.
Какашка не отличалась особой сообразительностью, но все равно почувствовала в словах художника обидное для себя. Но что — она толком объяснить не смогла б.