А Томка говорит:
- Чего, чего? - говорит. - Да у его квартира малогабаритных размеров, меня ж туда его паханы не дают своего согласия приписать. Метров у них на меня недостаточно.
- А меня это жарит? - комендантша говорит. - Давай - или мы тебя через суд выселим, потому что нарушение соблюдения паспортного режима преследуется через суд, - пугает, значит, Томку.
Конечно, Томка фигу ей дала трехдюймовую, а не паспорт.
Она к директору завода пошла жаловаться, к Полупаеву. Так ей хорошие люди посоветовали. Прическу в парикмахерском салоне сделала себе новую, подмазалась перед зеркалом и без лифчика пошла к нему. В понедельник, на семнадцать часов. Зашла, стала возле дверей и говорит:
- Здрасте.
А директор из-за стола вылез, подошел к ней впритык и руку в трусики раз и запустил, сзади под платьем. Запустил и стоит, на Томку смотрит. И Томка стоит, смотрит. Не рыпается. Она ж знала уже, что он, директор то есть, всегда так делает, если девушка не очень пожилая и все при себе имеет.
- Вы по какому вопросу ко мне? - директор у Томки спрашивает, а руку не убирает, держит.
А Томка в ответ ему отвечает:
- По личному вопросу. Сугубо.
И рассказывает ему, что она, нечего сказать, специально для того замуж вышла против своей воли, чтоб квартиру получить, а ее теперь комендантша выписать хочет насильственно через суд, а мужа ее законного, Гешу Углова, приписывать в общежитии не хочет.
Директор, значит, ей задницу гладит нежно, а она ему все это начистоту - как родному брату - рассказывает. Рассказала, директор говорит:
- Ничего, - говорит, - этот вопрос мы имеем возможность решить положительно в рабочем порядке вещей и в соответствии с законом о семье и браке.
Томка говорит:
- Горячее вам спасибо, - и поворачивается идти, а директор говорит:
- Куда? - и толкает ногой дверь боковую. А там, за этой дверью, диван, телек, холодильник - комната отдыха там, в общем. Ну, закрылись они в той комнате, директор Томку на диван завалил, и Томка на спину легла, чтоб удобнее было, а директор ей платье задрал и возиться стал там подробно. Повозился, повозился, потом поднялся с Томки и к холодильнику пошел, наверно, воды попить.
А Томка спрашивает с дивана:
- Вы уже? - спрашивает. - Или мне еще не идти?
- Идите, - директор говорит, - идите.
Пришла Томка к комендантше, паспорт Гешин сдала, а через три дня комендантша ей его возвратила с пропиской.
Возвратила и говорит:
- Получи вот, -говорит. - В строго установленные сроки.
А когда этот дом малосемейный строители до конца достроили и сдали его под ключ, как говорится, Томке с Гешей в нем, в доме этом, квартиру выделили. Комната почти что около двенадцати метров квадратных и кухня пять. И ванная с туалетом одновременно. Въехали они туда, а Геша говорит:
- Теперь как? Будем начинать разводиться? Чтоб меня обратно к паханам прописать, в рамках законодательства?
Томка говорит:
- Развестися, конечно, - говорит, - нам можно. А можно ж и не разводиться.
- А чего ожидать? - Геша спрашивает.
А Томка ему отвечает, что через год же ж всего-навсего еще один дом начнут строить по плану и можно будет в том доме двухкомнатную квартиру получить.
- Меня ж, - говорит, - с очереди не сняли. Когда малосемейку дадут, с очереди сымать не могут, а это ж - малосемейка.
Геша Томкины слова обдумал со всех сторон и говорит:
- Так нас двое всего в семье.
- А мы ребенка родим, - Томка говорит. - Или, может это - в детдоме возьмем. А то у меня ж спираль стоит против того, чтоб не беременеть - так жалко ее вытаскивать.
- А точно нам дадут, - Геша спрашивает, - квартиру, ну и этого, ребенка?
- А куда ж они денутся? - Томка говорит. - Я ж им бумагу достану, что я бездетная по состоянию женских болезней.
- Как это ты ее достанешь? - Геша говорит.
- А у меня гинеколог есть знакомый, с тех пор, когда у меня еще спирали не стояло. Он мне бумагу выдаст. Тридцатку ему надо будет всунуть, и он выдаст.
И правда, выдал Томкин гинеколог ей бумагу. Не за тридцатку само собой, имея в виду, что дело это гнилое и можно на нем крупно залететь, но выдал. Наверно, деньги ему в этот момент были сильно нужны. И Томка стала на основании этой выданной ей бумаги ребенка оформлять.
Геша, правду сказать, говорил ей:
- На хрена тебе чужой ребенок? Давай, - говорил, - своего сделаем, личного.
А Томка ему отвечала:
- Я же ж тебе русским языком говорю. Спираль жалко вынимать, ее ж потом не достанешь.
А Геша ей возражал:
- А всю оставшуюся жизнь его кормить, чужого? А он, может, от алкашей окажется или от наркоманов.
- Так а мы же ж, - Томка ему говорила, - когда хату получим двухкомнатную , мы его назад же и вернем. Скажем, не устраивает он нас или скажем, передумали.
- А примут? - Геша сомневается.
А Томка ему отвечает:
- Примут. Чего ж им его не принять, раз он ихний?
Так она, значит, Гешу и уболтала. И оформила, значит, им ребенка. Оформляла, правда, долго. Документы всякие там требовали у нее - каких только всяких разных документов не требовали, а после ее с Гешей на различные комиссии еще вызывали, все допытывались, хорошенько они подумали или не хорошенько и до конца они понимают всю ответственность, которая на них ляжет вследствие этого ребенка или не до конца. А потом-таки выдали им пацана одного. Ничего такой пацанчик, в золотухе немного, а так - ничего. Взяли они его, пацанчика этого, подержали с месяца, может, три. Ну, или пять, и Томке двухкомнатную квартиру дали с учетом льготной очереди. Она, когда квартиры должны были распределять, перед этим то есть, сходила к Полупаеву, к директору, и им с Гешей пошли навстречу как молодой семье, проявившей акт истинного, можно сказать, милосердия, и дали в этом, новом доме квартиру. Двухкомнатную. И еще в заводской радиогазете про них статью передали. В эфир завода.
А Томка и Геша получили эту квартиру и через время подали в суд. На развод. Сказали, что они характерами совсем не подходят друг к другу и что их семейная жизнь является тяжелым последствием необдуманной роковой ошибки молодости. Ну, суд дал им срок одуматься, - у них там, в суде, так полагается, давать сначала всем срок одуматься, - а потом, когда они одумываться отказались вторично, суд своим именем произвел расторжение ихнего брака. И Томка ребенка этого золотушного начала назад, в детдом, потихоньку возвращать. Они - детдом в смысле - конечно, не желали его брать, уговаривали Томку еще раз подумать хорошенечко, про совесть тоже интересовались и даже угрожали чего-то там такое. А Томка одно им говорила:
- Товарищи, - говорила, - меня же ж муж, гад заморщенный, бросил. Куда ж мне одинокой с этим ребенком, будь он неладный? - и плакала у них на глазах.
Да. Ну, вернула она им, конечно, в итоге этого ихнего ребенка, вернула, значит, а Геша, Геша от Томки выписался. Когда развод им в суде дали. И хотел назад, значит, к паханам прописаться, ну, чтоб квартира не пропала в государстве. Вот он сегодня, примерно, выписался, а завтра собирался прописываться идти, после работы сразу, часов в пять. А утром, где-то в полдесятого или, может, без двадцати - паханов его машиной сбило. Обоих. Они на красный свет светофора дорогу поперлись переходить. У них напротив дома через дорогу магазин овощной - вот они туда, видно, шли, а машина их снесла. КАМАЗ груженый. С прицепом. Он на зеленый свет - ехал, а они на красный шли.
Геша узнал про это горе, вернулся к Томке - так и так, говорит, Тамара, несчастье меня постигло с паханами неисправимое и надо обратно к тебе прописываться, больше некуда. А Томка говорит:
- Ой, боженьки ж, - говорит. - Та мы ж по суду в разводе состоим, в законном.
- Так я готов повторно в брак вступить, - Геша ей предлагает.
А Томка подумала внимательно и дает ему ответ такого плана:
- Э не, - говорит, - я не могу никак на это предложение пойти.
- Это почему ты не можешь? - Геша спрашивает.
А Томка говорит:
- Мы ж, - говорит, - только-только как развелись. Что ж про нас люди подумают? 1990
КАКАЯ-ТО ЕРУНДА
С Самаевым получилась какая-то ерунда. Сначала-то наоборот, сначала она на свободу вышел. Пять лет отсидел и вышел. А жена с ним не развелась. Значит, сначала все было хорошо. Вышел. А вышел - можешь куда хочешь идти, а хочешь - можешь ехать. Свобода, одним словом. Воля. Ну, Самаев с ходу к жене поехал. Предупреждать, что освобождается, не стал, думал - чего лезть? Может, забыла она. Ну и вообще думал поглядеть - что там и как и чего, в целом. А то мало ли. Пять лет. А свидания, суки, ни одного не дали. Что угодно сделаться могло за пять лет. А что не развелась, так это кто его знает, почему. Может, времени не было морочиться или... Ну... Еще чего не было. Но и не развелась, и посылки присылала, и письма от нее приходили что все у нее по-старому, работа хорошая, в две смены, без ночной, не то что на хлебзаводе было. И все другое тоже в пределах рамок, по-старому.