Песенка оборвалась.
— Надо мне. — Вася смущенно переступил с ноги на ногу и провел ладонью по горлу, как всегда делал Леха.
Леха протяжно и выразительно свистнул.
— Уже пришвартовался? Хо-хо! Не промах. К этой чернявенькой?
— Да нет, — мялся Вася. — Танцы сегодня.
— Ах, танцы! Гляди-ка!
С Лехиной морды не сходила шалая ухмылка. Он по-новому, оценивающе и удивленно, глядел на Васю.
— Даешь! На абордаж ходил?
— Чего? — не понял Вася.
— Не прижимал, говорю?
У Васи вдруг пересохло во рту.
— Не-е. Мы до дому дошли.
— И все?
— Все. А чего еще?
— «Чего еще»! — передразнил его Леха. — Хоть договорился?
— О чем?
— Вот пень! — воскликнул Леха, воздев руки к потолку.
— Мы вообще не говорили, — оправдывался Вася.
— Как не говорили?! — опешил Леха. — Так всю дорогу и молчали?
— Ага.
Леха закатил глаза под лоб и покрутил пальцами у виска.
— Ты что, чокнутый?
Вася промолчал, он был уже не рад, что затеял этот разговор.
— У меня сигареты есть, американские, — выложил Вася последний козырь.
— Ты еще сгущенки предложи! — возмутился Леха. Вася совсем скис.
— Сказал бы вчера, я хоть людей предупредил, — почесал затылок Леха. — А то на тебе! — подежурь за него. У меня три свидания сегодня.
— Я же дежурил за тебя, — заикнулся было Вася.
— Да не в этом дело, — перебил Леха. — Ладно, вот что. Сейчас я смотаюсь на полчасика, а ты покуда собирайся, лоск наводи, надраивайся как следует. А я сейчас, мигом, одна нога здесь, другая там. А сигареток дай, угощу кое-кого.
Леха хотя и говорил, что обернется мигом, но заявился часа через два, когда Вася совсем уже решил, что его надули. Еще с порога запыхавшийся Леха крикнул:
— Валяй! В клубе дым коромыслом. Я им чечеточку сбацал. На «бис» повторял. Валяй, она там.
Довольный своим успехом, Леха разглаживал тонкие усики. Сильно стукнул Васю по плечу, приказал:
— Не хлопай ушами, на абордаж иди!
Вася бежал, не чуя ног под собой, и на полдороге налетел на Тоню.
— Здравствуйте! — выпалил он. — Вот и я.
— Здравствуйте, — растерянно, но, как, показалось Васе обрадованно протянула она. — А я думала, вы не придете.
— Я никак не мог, — искренне стал оправдываться Вася.
— А мне домой надо.
— Домой! — огорчился Вася. — А можно я вас провожу?
Тоня кивнула.
Стужа давила землю, вокруг луны горело три морозных кольца, а Вася был в бескозырке и ботиночках. Уши прихватывало, но он стеснялся потереть их или хотя бы поднять воротник шинели.
На этот раз Вася говорил, говорил и говорил. Он помнил наказ Лехи: ври больше, не давай опомниться. Про моря, про шторма. Скажи: на дне океана встречал спрута и победил, и рыбу-меч поймал за хвост, а акулы мне, мол, — раз чихнуть! Она разинет рот, а ты в этот момент — на абордаж.
Вася, правда, не врал про моря, он сам их еще не видел. Он говорил… о помидорах. Почему именно о помидорах, он и сам не знал. Видимо, потому, что его мать на маленьком клочке земли против барака, где они жили, выращивала помидоры. Начал говорить о помидорах и уже не мог остановиться. Боялся, что как только остановится, так опять будет молчать всю дорогу.
— Сначала их дома растят, в бумажных кулечках с землей. На окошке.
— А у нас они совсем не растут, — сказала Тоня.
— Да? — почему-то обрадовался Вася. — А у нас растут. Сибирь, а растут! А потом, когда весна наступит, их в парники высаживают и рамами накрывают, чтоб тепло им было…
— А у вас дома была девушка? — тихо спросила Тоня.
— Девушка? Какая девушка? — не сразу понял Вася.
— Ну… с которой вы дружили?
— Я? — Вася остановился. — Я не дружил ни с кем.
— Совсем-совсем, никогда-никогда? — допытывалась Тоня.
— Никогда, — сказал Вася и покраснел.
Он соврал: он влюблялся по очереди во всех девчонок в классе, а в восьмом классе был влюблен сразу в двух. Правда, все это у него быстро проходило, но сейчас он все равно почувствовал себя обманщиком и поспешил перевести разговор опять на помидоры.
— А когда совсем тепло станет, их начинают пересаживать из парников в землю. А потом пасынкуют, лишние ветки обламывают…
— А вы с кем-нибудь переписываетесь?
— Я? — переспросил Вася. — А с кем?
— С девочкой?
— С какой девочкой? Я только маме пишу.
Они дошли до Тониного дома. Вася украдкой потирал уши, делая вид, что поправляет бескозырку, потирал и не чувствовал их. У Тони закуржавела шаль у рта и ресницы тоже были белыми.
Они стояли на крыльце и коченели.