Но он, как коп, что было сил
Меня по-прежнему лупил.
Мой возмутился организм:
«Да это ж форменный садизм!».
Я что есть силы закричал:
«Немедля прекрати, нахал!»
И слово силу победило.
Остановился вдруг верзила.
Устал иль просто задохнулся,
Не суть, но он вдруг вниз нагнулся,
Поднял, и с одного удара
Разбил любимую гитару.
Увидя этот беспредел,
Я возмущённый онемел.
Затем с трудом с земли поднялся,
Шатаясь, с силами собрался,
«Сейчас, – подумал, – злобный хам,
Тебе урок я преподам!».
«За что же вы, ну, право слово,
Так поступаете сурово? –
У хулигана я спросил. –
Быть может я вас оскорбил?
Но чем? Об этом сам не знаю.
Я ничего не понимаю.
Могу вас, друг мой, попросить
Ваш гнев хоть как-то объяснить?».
В нём что-то сразу задрожало,
Забулькало, заскрежетало.
Вопрос мой видно вызвал стресс.
Пошёл мыслительный процесс.
Он что-то силился сказать,
Не мог, и продолжал молчать,
Но, наконец-то, разрешился.
Сначала просто матерился,
Затем умолк, остановился,
А после вовсе замолчал,
Но было видно – он страдал.
«Что друг мой с вами? Не молчите!
Хотя бы имя назовите!» -
Сказал ему. Он встрепенулся.
Ко мне всем телом повернулся.
К нему вернулся речи дар:
«Борис Будкеев. Краснодар. -
Мне злобно отвечает он. –
Но дом мой вечный – октагон!»
И вдруг наносит апперкот,
Затем ногою бьёт в живот.
Я рухнул наземь, как Икар!
«Борис Будкеев. Краснодар!» -
В экстазе поднял руку он,
Непобеждённый чемпион,
И, видимо, удовлетворяся,
Пошёл куда-то восвояси.
И пел при этом не спеша:
«Жить – хорошо! Жизнь – хороша!».
А я ворочаясь в грязюке,
После побоев этой злюки,
Шептал сквозь слёзы чуть дыша:
«Кому хороша, а кому ни шиша!»
***
Я могу порой часами
Наблюдать за небесами.
За светлеющей полоской
Ранней утренней причёски.
Как затем они проснутся
И умоются росой,
Розовеют, розовеют
И стыдливо покраснеют
Первозданной красотой.
Приоткроются картинно
От пенистой пелерины
Из кудрявых облаков,
И, прощаясь с миром снов,
Засверкает первый луч
Из-за ещё тёмных туч,
Как подарок для меня
От проснувшегося дня.
Он моей щеки коснётся,
На ладонь перенесётся,
И останется теплом
В ощущении моём.
Из луча родится пламя!
Дух Святой придёт за нами,
И тогда мы станем сами
Голубыми небесами!
***
Моё разбившееся счастье
Щепоткой соберу,
Укроюсь саваном ненастья,
И горестно замру.
И детских грёз очарованье,
И юности мечты,
Вернутся в душу, как признанье,
Победы суеты.
И сердце сладостно проснётся,
И руки задрожат.
И вновь ко мне любовь вернётся,
И потеплеет взгляд.
Но мне вполне того достанет,
Что было у меня,
И в Лету, как мгновенье канет,
Былая жизнь моя.
***
02.01.2021
В тиши восточной звёздной ночи
В саду оливковом один,
Молился Он, возведши очи,
Смиренья полон, Господин.
Ко Господу взывает Он.
Пред испытанием предельным,
Как всякий человек смущён.
Зовёт призывно: «Авва Отче! –
Среди холодной тёмной ночи
Смиренно голову склоня,
Вещает – всё Тебе возможно. –
И, – Пронеси, – гласит тревожно, -
Чашу сию мимо меня!».
Но после самоуниженья,
Словно взывая о прощеньи,
Он тут же Сам Себя поправил,
Всему свершиться предоставил,
Не отрекаясь от конца,
По воле Горнего Отца.
Здесь в самоотверженьи
Продолжить дальше скорбный путь
Явилась словно откровенье
Его Божественная суть.
Три раза он ходил молиться,
Желая духом укрепиться.
Просил своих учеников
Не поддаваться власти снов,
Но, возвращаясь, видел Он,
Что их сморил всесильный сон.
Так все оставили Его
Пред испытаньем одного!
Сын Божий спящих разбудил,
И изумлённым сообщил -
Сейчас должны его предать,
И в руки грешников отдать.
Вот в Гефсиманский древний сад
Вошёл преступников отряд.
В руках у них мечи и колья,
А в душах рабских страх невольный.
Крадутся меж олив, дрожат,
Христа они пленить хотят.
Иуда, Господа предатель,
Людей разбойных председатель,
Им тайный знак хотел подать -
Кого сейчас облобызает,
Он ведь Иисуса лично знает, -
Того и следует хватать.
Толпа Иисуса окружает.
Того иль не Того, не знает.
Иуды гнусные уста
Им указуют на Христа.
Но на защиту Пётр встаёт,
Пленить Христа им не даёт.
Вперёд он выступает смело,
Рукой неверной, неумелой
Из ножен острый меч хватает