Позже Спаейрс получил назначение послом в Турцию. Наши с ним встречи я вспоминаю с теплом. Беседы он вел четко, со знанием дела и вполне откровенно, порой даже критикуя те или иные моменты в позиции США, но и не отступая от основ этой позиции. Беседы были, несомненно, полезными для дела, а для меня это было еще и очередное «открытие» американцев.
Не могу обойти молчанием экзотический случай «встречи с Америкой» в годы работы в Лондоне.
В один из обычных рабочих дней секретарь сообщила мне, что по телефону меня спрашивает Марлон Брандо. Разумеется, я переспросил, идет ли речь о знаменитом киноактере и нет ли в этом какой-то путаницы, но секретарь не могла сообщить более того, что уже сказала. Взяв трубку, я сразу узнал знакомый по многим фильмам голос.
Брандо просил о встрече, и я ответил, что буду рад принять его в любое удобное для него время в посольстве. Он однако резко возразил: нет, не в посольстве. Я быстро в уме исключил вариант встречи где-то на публике, в кафе или ресторане, где звезда привлечет к себе всеобщее внимание, и предложил ему придти на следующее утро, в субботу, ко мне на квартиру, на чашку чая, и это его устроило.
Помню, как моя жена сгорала от любопытства, готовясь угощать своего кумира чаем (тем более что незадолго до этого мы видели его в фильме «Крестный отец»). Желая создать максимально удобную обстановку для беседы и избежать непредсказуемого поведения трехлетней дочери Марии, «хозяйничающей» в нашей очень небольшой квартире, принял я Брандо в пустовавшей «гостевой» квартире на первом этаже, куда жена торжественно принесла поднос с чаем и русскими сладостями. После чая и разговора о лондонской погоде (был пригожий весенний день) гость вполголоса поинтересовался, может ли он «говорить здесь». В ответ я молча показал на стены и окна, включая окна дома напротив, после чего мы договорились прогуляться в Голланд-парк, расположенный неподалеку.
Разумеется, по пути многие прохожие оглядывались на нас, а одна дама даже попросила у входа в парк у Брандо автограф, но в парке на пустынной аллее можно было спокойно разговаривать.
Брандо сказал мне, что возмущен лицемерием американских властей, которые трубят о правах человека, свободе, гуманности, тогда как остатки почти уже истребленного коренного народа Америки, индейцев, пребывают в жалком состоянии и теряют последние из записанных за ними прав. Этот вопрос необходимо поднять в ООН, горячо заявил он, и Советский Союз мог бы сыграть важную роль в его обсуждении и в защите тем самым прав американских индейцев. Сам он готовит петиции и обращения представителей индейских племен в Секретариат ООН и сможет позже предоставить много фактов и документов для дискуссии в ООН.
Выслушав все это с большим вниманием и пониманием, я ограничился обещанием добросовестно передать все сказанное в Москву, что удовлетворило Брандо. Он выразил надежду, что осенью при обращении в Нью-Йорке в представительство СССР при ООН сможет услышать о благожелательной реакции Москвы.
Составив подробную запись беседы, я направил ее секретной диппочтой лично в адрес первого заместителя министра иностранных дел, специалиста по Америке, и позже, будучи в отпуске в Москве, пытался выяснить реакцию на нее. В те месяцы все руководство Министерства и лично адресат были погружены в напряженные переговоры с Вашингтоном по проблемам ограничения стратегических вооружений, и помощники замминистра мне ясно дали понять, что лучше «не путаться с такими вопросами в такое время». В дальнейшем, насколько я мог узнать, вопрос о судьбах американских индейцев не дошел до обсуждения в ООН.
А Брандо нашел все же случай привлечь внимание к плачевной судьбе индейских племен: когда ему была присвоена премия «Оскар», на церемонию ее вручения он демонстративно не пошел, а послал вместо себя двух индейцев.
Я вспоминаю об этом эпизоде с тяжелым чувством. Думаю, что в те годы двусмысленной и конъюнктурной выглядела бы советская инициатива такого рода. Уж кто бы говорил тогда о правах человека, но только не Кремль и Старая площадь, откуда шли указания выкорчевывать инакомыслие, сажать или высылать диссидентов.
А вопрос о трагической судьбе коренных народов Америки актуален по сей день. Тем более актуален, что, игнорируя его, Вашингтон продолжает высокомерно поучать других, как вести себя гуманно, как бережно относиться к судьбе малых народов и каждого отдельного человека. Весной 1999 года Вашингтон, например, обвинял Белград в проведении политики геноцида против мусульманского населения Косово и жестоко бомбил югославские города и земли, диктуя свою волю. То же самое и в отношении России, особенно когда разгорелась новая война в Чечне.