Делать нечего, я помчался в престижный универмаг «Селфриджес» на Оксфорд-стрит, в котором сам покупал недавно плащ и пиджак. Пожилой приказчик из отдела признал меня, поскольку при покупке я называл ему свое имя и адрес Советского посольства. Он очень любезно (в те годы любезность лондонских приказчиков была отменной, тем более по отношению к сотрудникам иностранных посольств, в которых видели солидных клиентов) стал знакомить меня с ассортиментом.
Я пояснил, что речь идет не обо мне, а... о моем дяде, которому я хотел бы подарить сразу два плаща. Постарался обрисовать габариты этого «дяди» и описать его «вкусы». Перебрав кучу плащей и примерив их навскидку на весьма полного приказчика соседнего отдела (сам-то я был очень худым и ростом выше, чем «надо») я купил два, на мой взгляд, подходящих и поспешил обратно в посольство. Проблема была снята, и тема плащей более не мелькала в прессе.
Я уже позабыл этот случай, когда год спустя вновь зашел в «Селфриджес» и столкнулся с тем же приказчиком. Показывая мне со всей услужливостью новые пиджаки, он отвел меня в сторону и стал настойчиво спрашивать, «не были ли прошлой весной «моим дядей» те два джентльмена из Москвы», которые переполошили весь Лондон и встречались с королевой? Конечно, я решительно отрицал это.
Однако продавец, судя по всему, был человеком искушенным и утверждал, что по газетным фотографиям узнал проданные им плащи на «тех джентльменах», причем сидели они на них, по его мнению, вполне прилично. Я упорно отказывался подтвердить его догадку, а он сокрушался, что не может никому похвастаться, что продал плащи «самим Хрущу и Балджу». Так фамильярно, хотя и вполне уважительно именовали журналисты в своих репортажах колоритную пару советских лидеров.
После этого случая я еще очень долго не заходил в отдел мужской одежды «Селфриджеса», опасаясь новых расспросов.
Визит длился десять дней и был насыщен до предела встречами и поездками по стране. Были проведены, по крайней мере, шесть сессий официальных переговоров с Иденом и другими министрами, в том числе в загородной резиденции Чекере, встреча с королевой в Виндзорском замке, встречи в парламенте, в том числе с лейбористской оппозицией, обеды в Гильдхолле («сити») и в Лондонском Совете, пресс-конференция.
Делегация совершила поездки в Военно-морской колледж в Гринвиче, в Оксфорд и на атомные производства в Харвелле и в Кальдер-Холл, на авиапроизводство в Бирмингеме и промышленную выставку в Бромвиче, а также в Эдинбургский замок.
В советскую делегацию с минимальным числом лиц (официальных — 16 человек) входили министр культуры Н. А. Михайлов, заместитель министра иностранных дел А. А. Громыко, заместитель министра внешней торговли П. Н. Кумыкин, академики И. В. Курчатов и А. Н. Туполев, а также Сергей Хрущев, студент Электротехнического института.
Вспоминая этот визит по прошествии стольких лет, я понимаю более ясно замысел Хрущева: оценить в ходе поездки политический и военно-технический потенциал Англии, в то время еще сохранявшей свою роль, как составной части той «тройки», которая в Тегеране и Ялте определяла контуры послевоенного мироустройства. Да и «себя показать» хотелось: не случайно прибыли в Портсмут на новейшем крейсере.
Англичанам, в свою очередь, хотелось лучше понять «наследников Сталина», «прощупать» их (некий Лионель Крэбб в водолазном костюме хотел буквально пощупать в Портсмуте корпус советского крейсера и загадочным образом погиб), а по возможности, и расположить к себе.
Подобным образом они поступали и в дальнейшем. М. Тэтчер неизменно прилетала в студеную Москву на похороны одного за другим советских лидеров и, опережая других западных руководителей, располагала к себе М. С. Горбачева, принимая его со всем радушием на Даунинг-стрит.
Сильное впечатление произвела на меня премьер-министр Маргарет Тэтчер, когда в начале 1984 года она прибыла в Москву на похороны Ю. В. Андропова, и я был в числе официальных лиц, сопровождавших ее по ходу всего этого краткого визита.
Ее волевой стиль поведения проявлялся во всем, даже в одежде. В то морозное утро похорон она отправилась на Красную площадь в легком кашемировом пальто и в легких же туфельках, проигнорировав все наши ссылки на крепкий мороз. Перед глазами у меня стоит такая картина: вся легкая, со взбитой прической, Тэтчер цокает каблучками по звонкой от мороза брусчатке, настигнув по пути к мавзолею Индиру Ганди, которая, хорошо зная русскую зиму, укутана «как бабушка».