Это не придумано мною. Это картинка из той лондонской жизни. Сегодня такой диалог вряд ли услышишь.
Попытаюсь оживить в памяти еще несколько «протокольных картинок» второй половины ушедшего века.
Работая в 50-х годах в Лондоне при Я. А. Малике, я только начинал постигать дипломатическую жизнь и присматривался к поведению посла. Как и многие, я ценил его умение достойно держаться в различных ситуациях. Всегда подтянут, одет строго и тщательно, если требовал протокол — во фрак, смокинг, а то и во фрак-визитку с цилиндром мышиного цвета — например, на королевские скачки, на регату в Хзнли или на турнир в Уимблдоне. Не курил, спиртное принимал только по обстоятельствам и немного. Был немногословен, не спешил с реакцией и часто брал меня с собой как переводчика, чтобы иметь в ходе деловой беседы паузы для обдумывания ответа. С сотрудниками был строг, мог сгоряча обругать за ошибку или нерадивость, но быстро отходил и хорошую работу подчиненных ценил.
На свою беду, он не умел расслабляться в неофициальной обстановке, спускаться с высоты своего положения на дружеских вечерах в кругу сотрудников и потому слыл высокомерным. Но, работая рядом с ним изо дня в день в течение нескольких лет, я могу с уверенностью сказать, что он был неплохим человеком, а некоторые его жесткие решения диктовались исключительно его пониманием защиты государственных интересов. Он сам испытал жестокую драму в семье: болезнь дочери с рождения, смерть младшего сына, а позже — и старшего, однако все переживания держал в себе.
Протокол он соблюдал во всем неукоснительно, видя в этом полезный инструмент дипломатии, особенно в тогда еще очень чопорной Англии. Вроде как «с волками жить — по-волчьи выть». Этим можно объяснить то, что он очень обстоятельно выверял протокольную сторону программы визита в Англию Булганина и Хрущева и в последующем — других высоких советских гостей. И его поведение встречало понимание, ответное уважение англичан.
В те годы в Англии было принято на любом официальном обеде держаться строго до момента провозглашения (перед десертом) непременного тоста за здоровье королевы, что, разумеется, соблюдали и мы на наших обедах. Только после этого тоста можно было принять вольную позу, расстегнуть пуговицу пиджака и затянуться сигаретой или сигарой.
В 1955 году я сопровождал прибывшую из Сталинграда делегацию в поездке в Ковентри, ставший в годы войны городом-побратимом Сталинграда, и лорд-мэр города Феннел дважды давал обеды в честь делегации. На одном из них в то еще суровое послевоенное время за столом не подавали вино, стояли только бокалы с водой, но тем не менее, чтобы позволить делегатам закурить, провозгласили тост за королеву. Наши делегаты изумлялись («чокаемся водой за королеву!»), а один из них при отъезде говорил, что это едва ли не самое сильное его впечатление от Англии.
В 60-е годы, работая в Канаде, я познавал все тот же английский протокол, но уже «с американским произношением». До королевских скачек там дело не доходило, но раз в году, именно — 1 января, все дипломаты ожидались с утренним визитом к генерал-губернатору, представляющему королеву на посту главы государства, причем непременно во фраках, которые мы должны были арендовать в специализированных компаниях (это был их гарантированный заработок). Тосты за королеву на обедах уже не провозглашались, и поведение на приемах было более демократичным и деловым, а одежда — не столь чопорной.
Первый год я работал при после А. А. Арутюняне, опытном дипломате, докторе экономических наук, в прошлом — представителе СССР в различных экономических организациях ООН. Он и его обаятельная жена органично вписались в светское общество Оттавы и Монреаля, тем более что они хорошо владели английским и французским языками. Следуя местному протоколу и обычаям, посол на приемах без лишних церемоний мог беседовать, так сказать, «с ходу» с любым интересовавшим его лицом, непринужденно переходя от одного к другому.
Сменил Арутюняна И. Ф. Шпедько, многие годы служивший на Востоке — в Иране, Афганистане, Пакистане. Ему с трудом давался английский язык, но, возможно, еще труднее ему было перестроить свое поведение на деловых встречах с канадцами и на приемах.
Он постоянно опаздывал, причем долго не хотел придавать этому серьезного значения. Так, опоздав на четверть часа при посещении заместителя министра, а то и министра, он, усаживаясь в кресло, начинал добродушно рассуждать, как это принято на Востоке, о погоде и природе и о чем-то еще, полагая неприличным сразу приступать к делу. А собеседник тем временем нетерпеливо ерзал в своем кресле.