Но вот я стал искать через Интернет свежую информацию о Фарли Моуэте и быстро нашел ее. Узнал, что за эти годы писатель опубликовал много новых книг, описав и драму застрявшего в заливе Боргео кита, и драму истребляемых в Северной Атлантике морских животных, и свое «бодание» с Америкой (в 1985 году вышла его книга «Мое открытие Америки»).
В 1993 году в канадской биографической серии появилась книга Джона Оранджа «Фарли Моуэт: автор памфлетов». В 1998 году «Канадская и мировая энциклопедия», издаваемая компанией «Маклелланд энд Стюард», поместила большую статью о писателе — авторе 27 книг, неизменно вызывавших широкий интерес читающей публики. В статье, в частности, говорилось: «Его произведения вызывают у одних острую неприязнь, у других — самую высокую оценку... мало кто из читателей остается равнодушным... По многим свидетельствам, он является наиболее широко читаемым канадским автором... Его книги опубликованы более чем в 40 странах».
В канун нового столетия я выяснил через канадских друзей, что Фарли и Клэр вновь живут в Порт Хоуп, хотя и по другому адресу, и послал им письмо с поздравительной открыткой.
Два месяца спустя получил ответное письмо, в котором Фарли писал: «Дорогие Владимир и Клара, как я рад вновь услышать вас. Как-то вечером мы с Клэр выпили по капельке водки и вспоминали то доброе время, когда посещали вас в Москве, а еще более доброе — когда навещали вас в Оттаве. Не знаю, завидовать ли вашей жизни в Москве сейчас. Хотя нам трудно судить, как в действительности обстоят дела у вас, наше впечатление таково, что новый режим — далеко не свет и радость. Потому, что я слышу от людей из Сибири, картина поистине мрачная. Я не из тех, кто думает, что буйствующий капитализм служит ответом нуждам гуманизма. Мы будем всегда очень рады вестям от вас и с радостью будем отвечать. Клэр вместе со мною шлет вам обоим свои самые добрые пожелания».
Так что наша переписка, как и наша испытанная временем дружба, продолжается. А Фарли остается для меня ярким примером того, как в различных ситуациях не нужно быть слишком серьезным.
Ясность мыслей - ясность слов
«Я бы не стал увязывать эти вопросы так перпендикулярно...
Все так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно...
Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать...
А мне и думать не надо! Я убежден, что специально чем хуже, тем лучше».
«Самые глубокие мысли приходят тогда, когда окажешься на мели».
«Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли».
Не верю тому, кто говорит, что все понимает, но выразить не может. Утверждаю также, что иногда тот, кто очень живо толкует о какой-то «материи», весьма смутно представляет себе ее суть. Как учитель математики в анекдоте. Жалуется он коллеге: «Какой бестолковый класс попался! Объясняю теорему — не понимают, второй раз объясняю — опять не понимают, объясняю в третий раз, сам понял, а они все не понимают!»
Поделюсь еще одним откровением. Если я слушаю или читаю серьезный доклад на серьезную тему, моего пристального внимания хватает не более чем на 40— 45 минут (прослушивания или только чтения). Великий опыт поколений применен в школе, где уроки измерены таким отрезком времени.
Хуже бывает в институтах, университетах, академиях, где этот опыт нередко игнорируют. А уж заседания ученых советов по несколько часов кряду, без перерыва —это сплошной кошмар. Кто-то возомнил, что большой ум профессора и академика «много шире» и все аккуратно вместит.
Вспоминаю студенческие годы и любимых профессоров, лекторов. Особенно верно храню любовь к профессорам международного права Всеволоду Николаевичу Дурденевскому и Сергею Борисовичу Крылову, им я обязан всем, чего достиг по окончании института. Но при абсолютном пиетете, который испытываю по отношению к ним, не удержусь и процитирую студенческую эпиграмму на одно затянувшееся заседание руководимого уважаемыми профессорами совета кафедры: »... Совет так долго длился, что Крылов одурденел, а Дурденевский окрылился».
Сказано удивительно точно, поскольку Сергей Борисович, всегда энергичный и жизнерадостный, сникал на втором часе, и только Всеволод Николаевич с его неповторимой сосредоточенностью мог несколько часов подряд следить за ходом дискуссии и в конце, когда все были в изнеможении, ясно и убедительно подвести итог. Но он был редким Профессором и Человеком!