Я услышала стук в окно – звонок на двери не работал, и, выглянув, я увидела ноги Марго. Я была так рада видеть ее! Каждый раз при нашей встрече меня переполняло счастье и казалось, что наша дружба приобретает новый смысл. Я попросила ее подождать и быстро закончила одеваться.
В предыдущий вечер я целовалась с парнем в баре. На его руках я заметила большие бородавки – они покрывали его запястья и ладони, – и я не сопротивлялась, пока он покрывал своей едкой слюной всё мое лицо и шею. Его уродство доставляло мне удовольствие. В этом наше большое женское преимущество – выбор остается за нами. Я всегда была благосклонна к горбунам, и мою готовность можно назвать справедливостью.
Пока мы шли к парку, я спросила у Марго, начала ли она рисовать свою уродливую картину.
«Пока нет», – сказала она.
Фургона с мороженым уже не было, когда мы дошли до парка, поэтому мы просто легли на траву и стали наблюдать за плавным движением ветвей над головами. Мы болтали о том о сем, а потом Марго спросила, как продвигается моя пьеса.
Знала бы я, что она спросит меня об этом, – я бы никогда не пошла с ней в парк.
Последние несколько лет я откладывала то, что должна была делать, – закрыть наглухо дверь своей комнаты, забыв обо всем мире, и выныривать только под ночь в лунное сияние. Весь мой жизненный опыт и все познания отразились бы в этом сиянии, осветив настоящее произведение искусства, пьесу. Я избегала звонков из театра, и мне было стыдно, а расстройство только росло соразмерно потраченному на пьесу времени, ведь удачная работа становилась всё меньшей долей времени, потраченного на нее. Пьесу мне заказала феминистская театральная компания в мой первый год замужества. Я задала тогда только один вопрос: «Это обязательно должна быть феминистская пьеса?»
«Нет, – ответили они, – но она должна быть о женщинах».
Но я ничего не знала о женщинах! И всё же я надеялась, что смогу написать ее, будучи женщиной сама. Я никогда раньше не писала на заказ, но мне нужны были деньги, и я решила, что с таким же успехом выведу людей из неволи словами из заказной пьесы, как сделала бы это своим собственным замыслом, зародившимся во мне. Так что я взяла этот заказ. Но всё то время, что я была замужем, меня занимали только мужчины – в особенности мой муж. Я не знала, чем между собой делились женщины или какое влияние они оказывали друг на друга. Я отложила сдачу пьесы и продолжала переносить сроки в надежде на то, что театр о ней забудет и перестанет мне звонить – но они не перестали.
Теперь, когда с моим замужеством было покончено и я переехала в собственную квартиру, я была вольна думать о чем угодно. Я пообещала себе вернуться к пьесе с новыми силами, но этого так и не случилось. Никакая работа не могла возместить всё то, что я растеряла с тех пор, как решила выйти замуж, – ощущение легкости, какого-то направления в жизни. А ведь когда-то я чувствовала благотворное воздействие судьбы на всё, что происходило! Большую часть моей жизни одно приводило к другому. Каждый шаг приносил ожидаемые плоды. Каждое совпадение казалось предопределенным. Это ощущалось как искренность, невинность, как будто я плавала в сиропе. Людей самих приносило ко мне. Удача улыбалась на каждом углу. Происходящее вызывало ощущение неизбежности, а каждый шаг казался частью какой-то общей картины мира, которая была разумнее меня, и мне надо было лишь оказаться в надлежащем месте. Я знала, что это было моей самой главной обязанностью, и я исполняла свою роль.
Но как только я вышла замуж, мое отношение к собственной судьбе поменялось. Ее знаки потускнели. Одного их прочтения уже не хватало. Нужно было снова и снова обращаться к ним в попытке уловить лучшее направление к такому результату, которым я могла бы восхищаться.
Я всегда сомневалась в себе, всегда по сто раз передумывала. Я возвращалась по неверно выбранной дороге, а затем отправлялась в другую сторону, надеясь, что теперь-то мой путь – правильный. Судьба стала загадочным родителем, который много требовал и при этом скверно давал указания. А я была его ребенком и постоянно пыталась угодить ему и понять, чего же ему от меня нужно. Я вглядывалась в его лицо в поисках подсказки: как же он хочет, чтобы я вела себя? Сквозь всё происходящее красной нитью тянулся самый главный вопрос, прочно засевший в моем сознании, словно долгосрочная задача, которую никак нельзя было выполнить, пускай надежда на это и не покидала меня. Как правильно общаться с другими? Какой меня видят люди на вечеринках? Какой мне быть?