— Вы и тогда говорили «но», дорогой мой, — с легким укором произнес он. А помните, какой переполох вызвало в академии мое сообщение о том, что характеристика некробиотического излучения человека точно соответствует характеристикам излучения «сверхновых» звезд? Но что же тут было удивительного? Разве не общеизвестна связь солнечной активности с заболеваниями сердца и мозга, с эпидемиями, с процессами размножения? Разве не было доказано, что ритмы биотоков мозга идентичны ритмам пульсации звезд, что угасание мозга и звезды сопровождается теми же ритмическими характеристиками? И разве не вы сами, не вы все говорили о гармонии природы и человеческого мозга — этого удивительного органа, с помощью которого природа осознает самое себя? Почему же мое утверждение об обратной связи вызвало бурю протеста?
Тяжелые громовые раскаты раздавались один за другим. Тучи заволокли небо, которое еще несколько минут назад было безоблачным. Выпуклые наивные глаза Николая Николаевича смотрели на меня удивленно, брови и уши поползли вверх. Это было в его манере — делать неожиданные выводы из общеизвестных положений и удивляться, почему их не понимают другие.
— Прямую связь «звезда — человек» признают все, — проговорил он, не изменив выражения лица. — Отчего же не согласиться с существованием и обратной связи — «человек-звезда»? Или люди полагают, что когда они злят-ся, ненавидят, радуются, ничего во Вселенной не меняется? Вспышки на солнце, например, резко меняя погоду, вызывают у нас изменение настроения — подавленность, злобу или, наоборот, радость, бодрость… А вспышки человеческой ненависти или радости ничего не меняют на солнце? И это в мире, где все связано? Но ведь возникают новые варианты взаимоотношений частиц в коллоидном растворе-новая информация. Достаточно кому-то полюбить- и вот вам еще вариант мира, в котором на одну любовь больше. Ну погодите, когда я представлю графики погоды и моих биотоков, спорить об обратной связи не придется!
Солнце растекалось по настольному стеклу… Слабая надежда пришла ко мне, и я с нетерпением спросил:
— Когда же это будет? Когда вы закончите свои опыты?
— Но, голубчик, я их только начал, — мечтательно проговорил он, как бы предвкушая будущие успехи. — Нужно еще проследить влияние процессов тоски, ярости, осмысливания прекрасного, рождения великих мыслей не только на наше солнце, но и на отдаленные звезды и созвездия. Я уже связался с Крымской обсерваторией, с Пулковом…
Я не мог больше сдерживаться:
— А знаете ли вы, что творится на улице, как влияют резкие перемены погоды на людей? Сколько детишек простудилось в эти дни?
— Неужели? — встрепенулся он, и за окном промчался порыв ветра. Ай-я-яй, в эти дни я читал детективы. Нужно перейти на другие литературные жанры.
Он искренне качал головой и огорчался. Он не был ни извергом, ни преступником. Но он экспериментировал, и ему казалось, что Вселенная только и существует для его опытов, а до всего остального ему не было никакого дела. И он, на секунду пожалев простуженных детей, тут же забыл об их существовании, чтобы начать новую серию опытов. Я подумал, что, будь на свете бог, он выглядел бы так же.
— Нужно прекратить опыты, — как можно суровее и тверже сказал я.
— Что вы? Что вы? — замахал он руками, и вспышки молний слились в нестерпимом блеске. — Шутите… Интересы науки… Я только постараюсь поменьше волноваться, чтобы не было резких перепадов…
Я знал этого человека достаточно хорошо и понимал, насколько бесполезны уговоры. «Необходимо немедленное заседание Президиума академии, — подумал я. — Сегодня же. Сейчас! Полностью согласиться с его гипотезой обратной связи, наметить план исследований…»
— Вы правы во всем, — сказал я, и довольная улыбка расползлась по его лицу. В ту же минуту стих ветер, последним порывом сдунув с неба облака. До свидания, мы проведем экстренное заседание Президиума, — как можно любезнее говорил я. — Включим проверку вашего предположения в план.
— Очень, очень хорошо, — облегченно вздохнул Николай Николаевич. — Знаете ли, все-таки перегрузки сказываются. В последние дни что-то барахлит давление. А ведь у меня в прошлом году был инсульт…
— Инсульт, — бормочу я, пятясь к двери. — Инсульт? Тогда и солнце…
Он понял мой испуг, попытался успокоительно поднять руку, но вовремя вспомнил о контактной пластине:
— Ну, это совершенно не обязательно. Уверен, что успею отключиться от усилителя.
Люди изумленно оглядываются на меня. Никогда в жизни я не бегал так быстро. Комнатные туфли сбросил — босиком легче. Время от времени подымаю голову, чтобы взглянуть на солнце, шепчу про себя: «Только бы не было инсульта, только бы не было…» — и невольно вспоминаю восточную пословицу:
«Умирает человек — гаснет звезда…» Недаром говорят, что в каждой пословице есть свой смысл…
ВОЖАК
Научно-фантастический рассказ
Профессор включил микрофон. Тотчас из репродуктора раздалось:
— Слушаю вас, Семен Евгеньевич.
Профессор уловил в голосе нотки тревоги и ожидания, подумал:
«Ну что ж, это естественно — волноваться перед опытом. Особенно в его возрасте».
Он ласково улыбался, представляя, как нетерпеливо вздрагивают пальцы юноши на рукоятке генератора.
Пальцы Аркадия действительно слегка дрожали. Они касались руки Лены.
Аркадий тихо спрашивал, наклонившись к ней:
— Придешь?
— Включайте! — скомандовал профессор в микрофон.
Рука Аркадия потянулась к рукоятке. Послышалось два щелчка.
Профессор придвинул к себе чистые листы бумаги. Нужно было закончить статью для журнала.
Первыми почуяли запах молодые волки. Они настороженно повернули влажные носы в ту сторону, принюхиваясь. Затем, словно по команде, облизнулись и застыли, высунув шершавые красные языки.
Теперь и вожак почувствовал запах, незнакомый, приятный, чуть горьковатый. Это было похоже на то, как пахли телята в хлеву, и все же это не был запах телят. Если бы не снег и холод, могло показаться, что настала весна и волчица зовет, манит его к себе. Но это не был и запах волчицы.
Вернее, это был запах и еды, и волчицы, и еще чего-то; чего именно, вожак не знал.
Поэтому он медлил. Так, безусловно, не мог пахнуть никакой враг. И все же…
Вожак еще слишком хорошо помнил о коварстве людей, Но вот запах послышался явственнее, и вожак не выдержал.
Сначала медленно, затем быстрее и быстрее он повел стаю. При свете луны на снегу волки отливали коричневым. Рядом с ними бесшумно летели синие тени, а сзади оставались цепочки следов.
Вожак добежал до холма и задержал бег. Здесь он впервые познакомился с людьми. Здесь они пытались загнать его в ловушку, кричали и улюлюкали.
Слух подвел его, но чувство запаха спасло. Он почуял, где скрыта западня, и побежал в другую сторону.
А потом недалеко отсюда в голодную зиму вожак наткнулся на тушу лошади.
Он долго выжидал, но ни уши, ни глаза не могли обнаружить ничего опасного.
И когда он почти решился выйти из-за деревьев, ветер донес до него людской запах. И он опять ушел невредимым из западни.
Вожак остановился и глухо зарычал. Он рычал всегда, когда вспоминал об извечных врагах. Они травили его собаками — этими продажными собратьями, променявшими свободу на обглоданные кости. Вожак знал, что никто из волков не пошел бы на это, не мог бы подчиняться человеку, охранять его дом и его стадо. Ни один волк не позволил бы лапе извечного врага гладить его по шерсти. Ни один волк не стал бы при этом вилять хвостом! Нет! Волк щелкнул бы зубами, и человек взвыл бы от боли. Разве можно променять па что бы то ни было волю! Беги куда угодно, ищи добычу по силе, лакай дымящуюся кровь, побеждай слабого и погибай в схватке с сильнейшим… Разве мог волк забыть леса, где бродят сотни подобных ему.
Ветер, взметая снежную пыль, пронесся над землей и донес до вожака слабое мычание. Значит, запах не обманул и на этот раз. Там, впереди, идет еда. Надо спешить.
На экранах, вмонтированных в стены лаборатории, загорались разноцветные карты, вспыхивали и бежали огоньки. Приходящие сигналы улавливались особочувствительными приемниками, записывались и расшифровывались электронными приборами. Длинные ленты ползли из-под самописцев. Автоматы свертывали их в тугие рулоны и укладывали в коробки. Миллиарды тончайших и разнообразнейших сообщений о том, что чувствует подопытный объект, хранились на лентах: на первоначальных — в виде извилистых линий, на последующих — в колонках цифр.