Он находился в ухоженном состоянии, с недавно вытертой пылью и кропотливо разложенными на полках книгами. Однако это не было делом рук Джона, так как он редко посещал свой кабинет в Башне десницы. Он предпочитал тот, что предоставили ему при первом посещении двора, далеко в западном крыле.
Серсея осмотрелась по сторонам, проведя пальцами по краю стола, будто проверяя наличие пыли. Свет, проникающий сквозь круглое окно позади стола, обрисовывал её стройную фигуру в темноте. Его глаза от стола перешли к двери; воспоминание, казалось, всплыло из тенистых глубин его сознания, и внезапно он вынужден был подойти к ней.
Он слегка коснулся её плеча.
— Пойдём со мной, — сказал он, и она кивнула. Он привёл её к двери, широко открыв её, и они подошли к другой лестнице. Она привела их в комнату. Внутри неё была кровать с голубыми простынями, расшитыми серебром. Помимо неё здесь было немного мебели — только тумбочка и ковёр скрашивали одиночество постели. Одно окно, очень широкое и высокое, позволяло щедро проникать в него солнечному свету.
Серсея шагнула вперёд, осматриваясь.
— Спальня? — с удивлением спросила она. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него, Рейгар опешил. Словно наложенный на неё, явился призрак, такой похожий…
Лианна? почти вслух сказал он. Видение ушло от Серсеи, переместившись к кровати.
— Здесь спит лорд Коннингтон? — спросила Серсея, заставляя Рейгара вернуться к ней взглядом.
— Нет, — апатично ответил он. Когда он снова посмотрел на кровать, ему снова явилась Лианна, но как воспоминание.
Прошёл почти месяц с её прибытия в Королевскую Гавань. Свадьба была отложена из уважения к Элии и чтобы дать Рейгару время на горе, но она должна была случиться через неделю. Это была их вторая свадьба; на этот раз перед глазами не Старых богов, а всего королевства. В тот день он взял её на экскурсию по замку.
— Здесь спит Джон? — спросила Лианна со своей обычной нецеремонностью.
— Нет, — ответил Рейгар и с удивлением наблюдал, как она бросилась на кровать.
Она лежала на спине, подняв ногу, с рукой, брошенной на лоб, и этими непослушными каштановыми локонами, раскиданными на подушках. Одета она была в серое платье, как часто бывало. Оно соскользнуло с её колена, медленно сползло вниз по бедру и обнажило прекрасную белую плоть. Даже стоя в дверях, он мог видеть бледные коричневые веснушки, разбросанные по всему её носику и освещённые светом на её очаровательном лице.
— Не думаю, что я нравлюсь Джону, — сказала она, слегка надувшись.
Рейгар шагнул ближе.
— Почему ты так говоришь?
— Не знаю, — ответила она с несчастным вздохом. Эти нежные вздохи разбивали ему сердце и сделали это даже сейчас, в воспоминании.
— Ты неправа, — сказал он.
— Ну, если ты так говоришь. Ты всегда прав.
Он не знал, что побудило его к дальнейшему. Возможно, то, что юбки полностью сползли по её бедру, или то, что корсаж чуть не обнажил её маленькие груди, или как она облизнула свои вкусные красные губы. Или, может, то были её глаза, такие мечтательные и честные, в сочетании с капельками пота на изгибе её тонкой шеи. А может, это было не так уж важно. Может, это была только знакомая округлость башни, а жара снаружи лишь подхлестнула его.
Это была необузданная страсть. Он сел на кровать, притянул её к себе на колени и стал целовать, отчаянно дёрнув шнурки платья. Когда он снял его с неё, разорвав тонкую ткань, она уже расстегнула его камзол и начала развязывать шнурок его туники. В этот страстный момент Рейгар позабыл обо всём — дверь в покои распахнулась настежь вместе с дверью в кабинет. В это время любой мог проходить мимо, наткнуться на них и рассказать историю на века. Но всё, о чём Рейгар мог думать — как ужасно хотел он раствориться в ней, пылать и пылать, пока его любовь не обратится в пепел.
Вся осторожность улетучилась, как только он стащил её сорочку. Боги, он любил её, хотел её; и не имело значения, если их кто-нибудь увидит или услышит. Его туника была расстёгнута, но не снята полностью, когда он раздел её, но это было неважно. Он наполовину состоял из тлеющего вожделения. На этот раз это его нетерпеливые пальцы расстегнули его бриджи, а не её, как обычно бывало, и притянули её тело к себе. Он осознал, что не в состоянии дышать, но всё равно хотел целовать её, пусть даже будет задыхаться. Голова кружилась, пульс пронзительно стучал, и с каждым разом, как она стонала его имя ему на ухо, его желание и выносливость вновь возрождались.
Излившись, он глухо произнёс её имя дважды, трижды — Лианна, Лианна, Лианна — в её податливые губы. После он лёг на бок, притянув её к своей груди только чтобы держать её, чувствовать в своих руках без той спешки, что бывает при занятиях любовью.
— О, Лианна, — пробормотал он в её волосы, такие ароматные и взъерошенные. — О, Лиа, моя милая, любовь моя. Дорогая Лианна, прекраснейшая Лианна. — Он почувствовал разочарование и злость от того, что общий язык не мог найти слов, чтобы описать её, но и радость от того, что она была здесь и слышала его.
— Я люблю тебя, — всё, что она сказала.
Они не стали быстро одеваться. Они всё так же обнимали друг друга, бормоча разные чувствительные невнятности, пока пламя, наконец, не угасло, и они неосознанно начали возводить лёд между ними.
Закончив вспоминать, Рейгар перевёл взгляд с постели на спину Серсеи. От воспоминания его пульс ускорился, и он ощутил шевеление в своих чреслах. В попытке забыть Лианну или, может, заместить это старое воспоминание, он потянулся к Серсее и завязкам на спинке её платья.
— Я могу понять, почему он не спит здесь, — сказала она, и Рейгар остановился. — Эти покои маленькие и некрасивые. Они совсем не убраны мебелью.
Рука Рейгара упала обратно.
— Полагаю, Вы правы, — ровно ответил он. Он никогда не думал об этой комнате в таком ключе.
— Давайте навестим Вашу матушку в Девичьем склепе, — предложила она, поморщив носик на кровать перед ней. Она робко взяла его за руку и повела из опочивальни. Рейгар бросил последний взгляд через плечо, надеясь уловить каштановые завитки, разбросанные на подушках. Когда этого не случилось, его грудь начало стягивать.
Рейгар не мог отрицать, что жаждал страсти, которая однажды переполняла его до краёв. Он не мог отрицать, что жаждал этого. Но у Рейгара был долг, и долг стоял выше.
Так ли должно быть?
На одно-единственное мгновение Рейгар подумал, что бы посоветовала на это Элия.
========== Серсея IV ==========
Королевская власть опьяняла.
Она не чувствовала себя королевой по-настоящему, пока не произошла её коронация через два дня после свадьбы. Тот день сам по себе был наполнен головокружительным блаженством — она ходила под руку с Рейгаром, слушая, как люди выкрикивают её имя, в платье из превосходной ткани, которая, казалось, целовала её кожу при каждом шаге и движении. Она была слишком счастлива, чтобы что-нибудь поесть или выпить, хотя, возможно, это было неразумно. С наступлением вечера она удалилась в свои новые покои.
Они были гигантскими, с прихожей, с окнами до потолка, и обставлены мебелью практически по её вкусу. Она вернулась мыслями к тому завтраку в прихожей Лианны и не могла не отметить, что она была так же красива, как и её собственная. Спальня была ещё прекраснее, уже убранная в красный и золотой — цвета её Дома, с прекрасными дубовыми столом и стульями, и огромным шкафом, больше, чем был у её леди-матери, и нарядов в нём тоже было больше. Пол украшали мирийские ковры; золотые, серебряные украшения и драгоценности всех цветов лежали на комоде — подарок от Рейгара. Что больше всего привлекло её внимание — барельеф дракона и льва в изголовье постели. Дракон был лишь чуть выше, и у них были переплетены лапы.
Рейгар был с ней удручающе нежен, до такой степени, что даже спросил её, возляжет ли она с ним этой ночью. Вопрос казался бессмысленным, так как она была его леди-женой и у неё не было выбора, но когда она сказала «да», ответ этот шёл из самого сердца. Она долго ждала этого момента; ничто больше не сдерживало её от этого. Сначала он распустил её волосы; его опытные пальцы находили удерживающие их шпильки, пока золотые локоны не опустились волной на её плечи. Затем он с благородной медлительностью расшнуровал её платье и снял его с плеч, так, что оно упало на пол. Ощущение его длинных, мозолистых пальцев на своей нежной коже оживило её пульс. Когда оказалась сброшена её сорочка, как и его одежда, Серсея подумала, что упадёт в обморок.