— Делай то, что принесёт тебе спокойствие, сир Эртур, — мрачно пробормотал Рейгар.
— Я не могу ни о чём думать, — признался Эртур с безудержной печалью. — Я не могу больше делать всё правильно. Слишком поздно.
«Во имя Отца заклинаю тебя быть справедливым».
О, Элия, простонал он её имя в надежде, что она снова появится у него в голове. Ты не хотела бы этого. Ты не захотела бы видеть эту жестокость. Её голос всегда призывал его быть хорошим, чтобы делать добро через свой долг. Его положение позволяет ему великую силу, а вместо этого он растрачивал её на слепое повиновение.
«Во имя Воина заклинаю тебя быть храбрым».
— Ты — великий человек, сир Эртур, — сказал Рейгар, лицом обращённый к свету, льющемуся через окно. — Я не сомневаюсь, что таким тебя запомнят.
— Думала ли она обо мне так? — слабо спросил Эртур. Это был единственный вопрос, на который он хотел ответа.
— Несомненно, — ответил Рейгар.
— Тогда я не должен разочаровывать её. — С чрезвычайным хлопком Эртур закрыл книгу и повернулся к ней спиной. — Если Вы хотите моей верности, то она у Вас есть, Ваше Величество. Своей любви к Вам я обещать не могу.
— Я знаю, что натворил ужасные вещи, — пробормотал Рейгар; его выразительные глаза смягчились. — Но ты должен понимать, что я смотрю на тебя с большим уважением, чем когда-либо на кого-нибудь ещё.
— Это уважение было бы лучше применить к Вашей жене, — резко ответил Эртур. — И я говорю о принцессе, а не о Ваших королевах.
— Я уважал её, — настаивал Рейгар.
— Недостаточно. — Эртур сузил глаза. — Если бы Ваша жена столь же занимала Ваш разум, сколько пророчество, я предполагаю, что в земле сейчас лежало бы меньше мёртвых.
— Ты верил в пророчество, — вернул Рейгар.
— Не так, как верил в Вас. — Эртур отвернулся, не в силах встретиться с ним взглядом. — Я верил в Вашу справедливость. Я верил в Вашу дальновидность. Вы порушили их обе и использовали их останки, чтобы вести войну.
— Я не предвидел последствий. Ты знаешь это. — Слабое оправдание. Эртур устал от оправданий.
— Книги и песни, которые вы так любите, этого не запомнят, — напомнил он ему. — Они увидят принца, девушку и множество пострадавших. — Откуда взялась эта дерзость? Эртур был покорен и говорил мягким голосом, как и должен был верный человек. Возможно, он был сыт по горло этим замалчиванием. Возможно, он надеялся отдать Элии какую-то справедливость. — Ваше пророчество ничего не будет значить, если Вы умрёте человеком без чести. — Рейгар молчал, не в силах ответить. Эртур вздохнул и склонил голову, прикрыв глаза. — Вы игнорировали советы того, кто претендует на Ваше уважение. Я не могу оставаться немым свидетелем Вашего бессердечия. Больше нет.
— Слишком поздно, чтобы исправить это, — угрюмо ответил Рейгар.
— Вы должны попытаться, — вернул Эртур почти шёпотом. — Если не для меня, то для неё. Будьте добродетельным, ради неё.
Рейгар не ответил.
Эртура удивило бы, если бы его слова когда-либо вообще значили что-нибудь для него.
========== Лианна V ==========
— Лианна, — мягко произнёс голос Кейтилин рядом. Лианна моргнула и повернула мутный взгляд на свою невестку. — Кажется, ты на секунду оставила нас, — тепло улыбнулась Кейтилин, и Лианна издала нервный смешок.
— Мои извинения, — сказала она, покачав головой. — Я, кажется, задумалась. — Лианна много думала в последнее время. Внутри себя она проводила больше времени, чем с людьми, всегда думая, всегда планируя. Страх, предчувствие и любовь столкнулись в ней в разгоревшейся битве, и Лианна могла только пытаться подавить их.
— О чём, скажите на милость? — спросила Кейтилин, посмотрев на детей в центре комнаты, а затем снова на неё. Джон с Роббом, как всегда, играли вместе, разговаривая друг с другом на своём простом языке. Санса сидела посередине ковра с куклами в обеих руках, разыгрывая какую-то вежливую сценку. Дети её брата были по-настоящему красивые, вылитые в свою прекрасную мать. Даже в их юном возрасте она могла сказать, что они вырастут привлекательными, поразительными людьми, которые будут очаровывать всех вокруг. Лианна посмотрела на своего тихого Джона с его тёмными волосами и кожей цвета слоновой кости и спросила себя, будет ли он таким же, когда вырастет.
— О Джоне, — серьёзно сказала она. — О ребёнке внутри меня. — Её рука потянулась к ещё плоскому животу, возможно, в надежде уловить признак жизни внутри него.
— На этот раз всё будет хорошо, Лианна. Я уверена в этом. — Её невестка улыбнулась ей и вернулась к бумаге между её изящными пальцами. Это, кажется, было письмо, и на голубой восковой печати был изображён герб Арренов. Без сомнения, это написала её младшая сестра, вышедшая замуж за Джона Аррена. Странно, но Лианна не могла вспомнить её имени, хоть убей.
Она заскользила пальцем по корешку книги у себя на коленях, осязая слова на коже переплёта. Это были «Известные языки мира» — ужасно скучное чтение. Она вздохнула и откинулась на спинку кресла, поморщившись.
— Кейтилин, — позвала она. — Вы верите в Семерых? — Странный, и, возможно, навязчивый вопрос, но он первый возник у неё в голове, а у Лианны всё ещё оставалась ужасная привычка говорить то, что придёт в голову.
— Я очень привержена Вере, да, — без заминки ответила Кейтилин. — Достаточно, чтобы лорд Старк построил для меня септу.
Лианна не знала, что было более странным: то, что при ней Кейтилин не называла Неда по имени, или то, что в Винтерфелле была септа. Оно постоянно попадалось ей на глаза во время прогулок, это скромное семистенное сооружение, посвящённое Вере, и она останавливалась на него посмотреть. Всё-таки Север молился Старым богам, и их откровенная жестокость серьёзно конфликтовала с приятными, благородными идеалами Семерых. Была даже назначена септа присматривать за Сансой и обучать её всему, что нужно знать благородной леди. Возможно, если бы такая же была у Лианны, следующая за ней всюду и подвергающая наказанию, она могла бы стать лучшей королевой и женой Рейгару.
Вместо этого у меня была Старая Нэн, сказала себе Лианна. И всё, чему она научила меня, это то, что все рыцари галантны, а леди не ездят верхом. И то, и другое Лианна опровергла на своём опыте.
В коридоре раздался голос Неда, и Лианна заметила, как взметнулась голова Кейтилин в его поисках. Это милое рвение окрасило её высокие скулы и изогнуло розовые губы в приятной улыбке. Она была невероятно красивой, гораздо красивее, нежели Лианна, и почти столь же поразительная, как Серсея. Но, конечно, это если говорить объективно. Лианна достаточно узнала её тёмное сердце, чтобы это обезобразило её красивые черты, сделало зелёные глаза жестокими, а распущенные золотые локоны — позолоченными змеями, готовыми к броску.
Но Рейгару нравились мои волосы, убеждала она себя. Было отвратительно так часто думать о нём, о человеке, который предал её и откинул в сторону без единой смысли. Но Лианна не могла быть столь же жестокой; его когти всё ещё удерживали часть её сердца, вцепившись в него, как дракон в свои яйца.
Вместе с любовными мыслями о Рейгаре появлялись и тёмные. Лианна не могла заснуть, обдумывая воспоминания прошлого. С яркой остротой она могла вспомнить запах мускуса в своей комнате в Башне Радости, солёный вкус его пота после проведённого им дня под палящим солнцем, ощущение простыни под её обнажённым телом и холод каменной стены, впившейся ей в спину, когда он брал её напротив неё.
Она вспоминала его обжигающие поцелуи и серебряный голос, высокий и чистый, когда он пел ей песни на высоком валирийском, а эти длинные изящные пальцы играли печальную мелодию на арфе. Но больше всего её ранило то, что она обнаружила ложь, вплетённую во все его действия. Все те притворяющиеся «Я люблю тебя», прежде чем оказаться подлинными; все те страстные ночи, которые поначалу были не более, чем его возможностью посеять в ней своё семя. Обычно теми ночами он брал её снова и снова, каждый раз изливаясь в неё, и, боги, она бы солгала, если бы сказала, что не наслаждалась этим. Но каждый раз, когда она тянулась к нему ночью уже с ребёнком в животе, он отказывал ей с поцелуем в висок и мягким смешком.