Джейме потянулся к сумке на бедре и отдал её ей. Серсея осматривала её с любопытством и восторгом, наверняка ожидая увидеть какое-то свидетельство той ночи. Кристальная склянка с розовой, как её платье, жидкостью внутри, упала ей на ладонь, и она улыбнулась всеми своими зубами.
— Ты не использовал его, — сказало она, мелодично хихикнув. — Тебе всегда хотелось окропить свой меч. Она проснулась, когда ты это сделал? — Джейме кивнул, и в её глазах загорелось ликование. — Она просила о пощаде? Плакала, тряслась, упала на колени? Она торговалась? Зная эту маленькую соблазнительницу, она наверняка предложила тебе то, что у неё между ног, в обмен на жизнь. О, ты должен сказать мне!
Она коснулась кончиками пальцев его напряжённых костяшек, держащих меч. Он увидел принца, цепляющегося за юбки, и его глаза всё ещё глядели на него вверх; глаза, которых он по-прежнему избегал.
Серсея взяла его ладонь одной рукой и скрестила пальцы, в другой держа склянку. Джейме не знал, что сказать, чтобы угодить ей. Он не знал, нужно ли ему говорить, что она просила, что она умоляла, чтобы он убил только её, а затем — чтобы убил её первой. Он не мог забыть тишину той ночи, когда не было слышно ни шороха, как был тих её младенец, а принц оставался устрашающе спокойным. Серсею всё это не волновало.
— Тебе не нравится быть простым. Я знаю, как ты любишь произвести эффект, мой дорогой братец. Ты наверняка дразнил её и заставил умолять и плакать. Ты убил её младенца…
— Она ничего не сделала, — мягко прервал её Джейме. Она приподняла брови и убрала свою руку из его ладони.
— Ничего?
— Ничего.
Это огорчило её. Она фыркнула, отвернулась и подошла к своему письменному столу. Нет, не своему; короля, напомнил себе Джейме. Это были покои короля, с красными покрывалами и чёрными гобеленами, этим богато украшенным столом и инициалами их с Лианной имён в камине — букв Р и Л, переплетённых друг с другом.
Серсея вынула чистый лист бумаги и окунула перо в чернильницу, несколько раз звякнув им о края.
— Я еду домой, — сказал Джейме словно сквозь стеклянную завесу.
— Домой? — рассеянно переспросила сестра.
— В Утёс Кастерли. — Серсея больше ничего не сказала, слишком занятая письмом. Джейме продолжал: — Повидаю нашего брата.
Это привлекло её внимание. Она сморщила нос и усмехнулась, но бумаги её глаза не оставили.
— Зачем тебе это? — с презрением спросила она.
— Потому что я хочу, — прямо ответил он. Серсея не реагировала, она только писала и писала, и боги знали, кому. Но ему хотелось, чтобы она говорила, хотелось, чтобы показала какие-то чувства, кроме возбуждения от хорошо выполненной им работы. Джейме хотелось, чтобы она касалась его, целовала, обнимала и разговаривала, а не игнорировала.
— Разве Рейгар позволил тебе уехать? — всё, что она сказала, не предложив ничего вместо этого.
— Да.
— Обязательно увидься с отцом, прежде чем ехать.
— Может быть.
— Ну хорошо.
«Хорошо, сир Джейме», сказала она, и он чувствовал, как она заставляет не дрожать свой голос. «Делай то, что принесёт тебе мир».
Скрип пера по бумаге заполнил комнату. Металл его, казалось, выцарапывал в его голове слова, предназначенные не для него. Джейме знал, что должен уйти и освободиться от удушающего безразличия сестры и всей этой суматохи. Но что-то заставило его остаться. Возможно, это был вес его доспехов, тяжелее, чем кто бы то ни был.
— Ты хочешь, чтобы я уехал? — услышал он свой, показавшийся чужим, голос словно со стороны. Сестра коротко взглянула на него своими яркими зелёными глазами и опустила их обратно. — Скажи слово, Серсея, и я останусь. — Его сердце застучало быстрее, скача, словно лошадь, где-то в горле. Ладони вспотели, губы задрожали, глаза затуманились; он волновался так, что впору было умереть.
— Тебе не обязательно оставаться, — сказала она, слегка пожав плечами. — Рейгар обязательно скоро вернётся. Он пообещал, что вернётся до моих родов.
— Ты хочешь, чтобы я был здесь? — задал Джейме тот же вопрос по-другому, надеясь услышать правильный ответ, а не имя Рейгара.
Она несколько раздражилась и сузила глаза.
— Джейме, делай, что хочешь. Следующие недели я буду очень занята, и у меня не будет на тебя много времени.
Джейме сделался словно прошлогодним платьем, которое выбросили или отдали кому-то менее удачливому. Он не был её близнецом, её подобием или даже её братом. Он был удобен. Он был ничем.
— Значит, ты хочешь, чтобы я ушёл? — снова спросил Джейме, и, казалось, стены рушатся, бледно-розовые камни падают к полам её розового платья, чуть не выбивая розовый флакон из её руки. Всё вокруг рушилось, разбивался его мир, и в центре его сидела Серсея, холодная, недвижимая, привязанная к своему месту любовью к другому, в то время как Джейме был обречён любить её вечно.
Серсея, казалось, не замечала этого и даже не услышала его. Она только писала, единственная королева Вестероса, незаконная королева. Джейме закрыл глаза и повернулся, зашагав к двери.
— Тогда я пойду, — выдохнул он чуть ли не шёпотом. Ни одного слова не донеслось до него. Ни одна рука не удержала его. Она отпустила его, и Джейме пошёл.
Ноги принесли его в подвал Башни Белого Меча, где в ряд стояли семь манекенов. Джейме по частям снял свою броню, медленно и сознательно освобождая себя от всего её сокрушающего веса, поместив каждую её часть на один из манекенов, но меч оставив у себя на боку. Он отступил назад, чтобы полюбоваться невредимыми, необгоревшими, чистыми доспехами словно из свежевыпавшего снега. Это была броня, которую он носил каждый день в течение шести лет, броня, выражающая честь, но подразумевающая насмешку над его отцом. Эту броню он носил, стоя у покоев королевы Рейлы, когда её насиловал муж; эту броню он носил, когда лорд Старк сгорел, а его сын Брандон задохнулся; в этой броне он смотрел в зелёное пламя и видел, как горят женщина и её дети. Эту броню он носил той ночью с Лианной, и в ней отражалось лицо её сына. Он отвернулся от неё и зашагал вверх в Круглую палату.
Слава богам, она была пуста. На белом, из белого дерева, столе посреди этой белой комнаты лежала белая Книга братьев. Он открыл где-то посередине свою страницу, вытащил перо из чернильницы и написал: «Убил королеву Лианну Старк и её детей, Джона Таргариена и Элию Таргариен». Он не смотрел другие достижения. Они были не важны.
Затем он достал чистый лист, набросал на нём несколько предложений, подписал его и смотрел на буквы, пока подсыхали чернила. После он свернул его и положил к себе в дублет.
«Я молюсь, чтобы однажды ты нашёл своё счастье, сир Джейме», пробормотала она, прежде чем откинуть назад голову, обнажив тонкую шею. Такая тонкая шея, и такие глаза — тяжёлые от чувств, но ясные, словно день. Он удерживал меч у белой плоти, голубеющей в лунном свете, и опустил взгляд.
Дверь в комнату открылась, потревожив его. Он на мгновение подумал, не закрыть ли поскорее книгу, но не стал этого делать, прекрасно понимая, что теперь это не имеет значения.
Вошёл сир Эртур. Его смуглое лицо выглядело необычайно спокойным. Он с удивлением помотрел на Джейме.
— Ты вернулся, — ровно поприветствовал его Эртур.
Джейме кивнул.
— И ты. — Он знал, что Рейгар отправил большую часть самых лучших и доверенных людей на поиски Лианны. Сир Эртур был одним из них; было странно, что он так скоро вернулся.
Рыцарь коротко взглянул на него, наверное, приметив отсутствие брони. Джейме ожидал, что он заест его за исчезновение королевы или, по меньшей мере, будет относиться с едким холодом. Вместо этого он просто спросил:
— Собираешься куда-то?
— Домой, — едва заметно улыбнулся Джейме.
— Тогда не буду тебе мешать, — сказал рыцарь и подошёл к столу. Он положил ладони на белое дерево и обратил внимание на Белую книгу, раскрытую на странице Джейме. Его брови в удивлении приподнялись. — Ты писал в ней? Тебе запрещено это делать, сир Джейме.
— Знаю, — признался тот, всё ещё улыбаясь. — Но то, что я написал, верно.
Эртур подошёл к нему ближе, чтобы рассмотреть страницу. Когда он прочитал слова, только что написанные Джейме, его брови снова поднялись, и он посмотрел на него со странным спокойствием, не сказав ни слова.