— Я признаюсь в этом, — поведал ему Джейме, встречаясь взглядом со своим наставником, своим кумиром. Он приготовился было к борьбе, тому, что его повалят на пол и заключат под стражу, но этого не произошло. Джейме глубоко вздохнул и продолжил. — Может, не в моём положении этого просить, но я хочу вернуться домой. Просто дайте мне одну луну, сир Эртур, и можете сказать королю. Можете посылать за мной людей, собак, убийц, богов, поехать самим и убить меня… — Он остановился, пытаясь сосредоточиться. — Просто дайте мне луну.
Сир Эртур сделал шаг назад и в сторону, как бы уходя с его пути. У Джейме замерло дыхание, но он не шевелился. Он засунул руку в дублет и отдал сиру Эртуру сложенное письмо.
— Это моё признание. Отдайте его королю, когда придёт время. Если он не поверит, попросите его сверить подпись с той, что есть в книге. — Сир Эртур взял письмо своими мозолистыми пальцами и засунул себе за пояс.
Джейме сделал неуверенные шаги мимо него к двери, всё ещё ожидая ареста. Он остановился в дверном проёме и посмотрел на Эртура, настоящего рыцаря в сияющих доспехах, с блестящим на свету мечом. На мгновение Джейме подумал, что он чище, чем когда-либо был он сам. У Джейме были тайны, ложь и нескромность, а Эртур был добродетелен, величав и верен. Но он знал, что это неправда — ни один человек не мог носить белый плащ и оставаться не испачканным им.
— Спасибо, сир Эртур, — сказал Джейме вновь обретшим силу голосом.
— Я делаю это не для тебя, — резко ответил тот, сверля его тёмными глазами.
Джейме улыбнулся.
— Я знаю. — Он делает это ради женщины — как и все они.
Он вышел на солнце, и его яркий свет согрел кожу, заставив его ожить. Джейме чувствовал себя лёгким, словно воздух, садясь на лошадь и выезжая из Красного Замка, из Королевской Гавани, далеко-далеко от Серсеи, туда, где он мог очистить себя и начать всё сначала. Он уезжал без своего сердца; он знал это и принимал. Оно осталось биться в прекрасных, кровавых руках Серсеи, пока он не вернётся, чтобы забрать его.
На секунду Джейме подумал, что ему лучше повернуть назад и сказать ей ещё раз, что любит её и не пожалел ни на мгновение о том, что сделал ради неё. Но передумал. Лучше было просто ехать верхом, с ветром, дующим в спину, словно ведущим его к чему-то новому. Скоро ему нужно будет где-нибудь остановиться и купить что-нибудь для Тириона. Всего лишь маленький подарок, чтобы показать, что он заботится о нём. Чем дальше он отъезжал от Королевской Гавани, тем больше был уверен, что так и надо.
«Спасибо тебе за то, что стал моим другом», прошептала она, и на мече ощущались вибрации её голоса. Принц взглянул на него и спрятал лицо в юбках матери.
— Мой единственный друг, — чуть слышно сказал Джейме где-то на Королевском тракте. Она была той, кто слушала его рассказы, той, что гуляла с ним бок о бок. Той, что раскрыла ему своё сердце, свои желания и чувства. И он сделал то же самое. Он полагал, что так и поступают друзья. — Она была моим единственным другом. — Она ничего не хотела от него, и он от неё тоже. Они просто сосуществовали вместе, открывая друг другу частички самих себя, которые всегда боялись показывать, и делали это без всякого стыда.
Да, леди Лианна была его единственным и самым верным другом. Это само по себе было подарком, который она, возможно, осознала тоже, будучи одинокой королевой. Через неё он восстановил нарушенные клятвы прошлого, поклялся ей защищать её как её рыцарь и чемпион. Он бы вытащил её из пламени или из когтей жестокого мужа. Он бы сделал это и был бы счастлив. В некотором роде он так и поступил. Он спас её.
И что за удивительное чувство это было.
========== Серсея VI ==========
Заметь же меня, пожалуйста!
Эти слова готовы были сорваться c её губ каждый день с тех пор, как Рейгар вернулся из Винтерфелла. Ей хотелось позвать его, взять за плечи и встряхнуть, закричать прямо в лицо и вонзиться ногтями в шею — что угодно, всё, что угодно, только бы он заметил её.
Но он всё никак не хотел. Даже когда они ложились в постель, он, казалось, смотрел сквозь неё, ни разу не прикоснувшись, ни разу не заговорив, кроме фразы: «Её всё ещё не нашли».
Ночью она прижималась к нему, когда её тело жаждало его, а он уходил от её касаний, словно они обжигали его. Когда она говорила с ним за завтраком или ужином, он молча и безучастно слушал или просто смотрел на неё. Спал он урывками, если вообще спал, и круги под глазами сделались ещё темнее, а жизнь, казалось, покинула его. Когда её малыш толкнулся, она сказала ему почувствовать это, а он посмотрел на неё своими чёрствыми, равнодушными глазами, будто удивляясь, почему она вообще заговорила с ним.
Она хотела, чтобы её трогали, целовали, улыбались ей, занимались с ней любовью, но он был холоднее и суровее долгой зимы.
Однажды ночью она выскользнула из постели, на цыпочках пробравшись в его кабинет. Он был погружён во мрак, а ночь была холодной, поэтому она закуталась в плащ и сощурилась, чтобы увидеть его. Серсея обнаружила силуэт во тьме, сидевший за столом и уперевший голову в ладони. На его серебряных волосах, распущенных по плечам, танцевал лунный свет, а он просто сидел, словно каменный.
— Рейгар? — тихо позвала она его, чтобы не испугать. Он не пошевелился, даже не поднял голову и не посмотрел на неё. Серсея подошла, желая почувствовать его близость. Она осторожно положила руку ему на плечо; когда он не отодвинулся, Серсея осмелела и стала поглаживать ему спину. — Ложись спать, любовь моя. Ты устал. — Ей пришлось закусить губу, чтобы не умолять: пожалуйста, прошу, иди в постель и обними меня, не мёрзни здесь больше.
— Я не могу спать, — пробормотал он в ответ измученным, низким голосом.
— Я помогу тебе, — быстро предложила Серсея, надеясь воспользоваться своим шансом. — Я сделаю всё, что захочешь, пока ты не уснёшь. — Ведают боги, так и будет, даже если это будут только его объятия, а не выгибающиеся тела и скрученные простыни.
Он сделал нечто странное — усмехнулся, как будто ему сказали что-то забавное.
— Уснёшь? — с недоумением спросил Рейгар. — Как уснуть, когда она пропала? Когда мои дети исчезли? — Он опустил плечи и грустно вздохнул. — Я не могу спать, я не могу даже сомкнуть глаз, не видя её лица.
Как же моё лицо, хотелось спросить ей в ответ. Как же наш ребёнок, что растёт сейчас у меня в животе?
Серсея позволила своей руке побродить по его затылку, просто касаясь волос.
— Что, если она умерла? — решительно спросила она, не в силах притворяться сочувствующей. Она хотела, чтобы он услышал правду, не раскрывая её ему. Однако он не ответил; он оставался недвижим в своей холодной тишине. — У тебя есть я, и скоро будет наш ребёнок. Если она умерла, то мы должны начать всё сначала, ты и я. — Её голос дрогнул от эмоций; она выразила своё одинокое желание; всё, чего она хотела и всё, ради чего она всё и делала. Только они вдвоём и их прекрасные дети, количество которых с каждым годом, несомненно, будет расти. Боль от родов будет казаться не больше, чем незначительное страдание, если это будет означать, что он доволен ею.
— Если она умерла, — скрипуче протянул Рейгар, — тогда я… — Он поднял голову, и её осветил тусклый лунный свет. Его лицо было бледно-голубым, а глаза безжизненными, как у мертвеца, и не мигали. Они метнулись к ней и посмотрели, словно на нежелательного чужака. От этого резкого взгляда у Серсеи стянуло грудь, но она встретила его широко раскрытыми, тревожными глазами.
Её дрожащая рука коснулась его, потянув к животу. Он так и не коснулся его, поняла она, ни разу с тех пор, как он округлился. Она мечтала об этом, о таком простом жесте, который Рейгар проделывал с Лианной бесчётное количество раз, когда думал, что никто не видит (но Серсея всегда видела, всегда), и теперь она хотела этого больше всего. Его кончики пальцев коснулись ткани её халата, едва задев её. Серсея могла поклясться, что малыш внутри неё шевельнулся от этого простого касания.