Ужасно хочется там остаться – но вовсе не из-за хтоней. Из-за спокойного общения на «ты», из-за искреннего удивления повышенному тону, из-за вентиляторов – и, в конце концов, из-за домашнего лимонада. Не то чтобы Даша сменила много работ, но такого нигде не было и быть не могло: не те там работали люди и даже не те хтони.
Значит, на послезавтра надо повторить все записанное. Интересно, дальше стажировать будет тоже Маша или, разнообразия ради, кто-нибудь другой? Познакомиться бы с операторами остальных точек!..
Что ж, время покажет.
В облике птичьем
– Сегодня я научу тебя составлять заявление в полицию, – говорит Гор.
Вик так и застывает на пороге офиса. Кто настолько провинился?
– А что?..
– Не пугайся, ничего серьезного. Просто сектанты изрисовали окна на южной точке. Отмывается на раз-два, но это все-таки хулиганство, и мне бы очень хотелось их привлечь, – на последней фразе в голосе Гора прорезаются непривычные хищные нотки. Но ничего удивительного: за все годы существования агентства сектанты попортили ему немало крови.
Какие они дураки! Нет бы сидеть тише воды ниже травы. Тоже в колонию хотят?
За тем, что случилось с задержанными сектантами, Вик следил краем глаза – Гор пообещал: «Сделаю все, чтобы они получили по заслугам», и не было причин ему не верить. Думал, будет злорадствовать, узнав о приговоре; но в итоге пожал плечами: посадили и посадили, живем дальше.
Тем более после видео, которое скинул в общий чат Крис («Зацените, как мужика плющит!»), злорадствовать не хотелось. Там главарь сектантов, мрачный, рыжий и небритый, отвечал на вопрос про отношение к хтоням. И если бы он орал, брызгая слюной, бил кулаком по столу, трясся от ярости – Вик бы ухмыльнулся: и правда плющит. Но главарь был удивительно спокоен, и голос его звучал холодно и устало: «Я их ненавижу. Всегда ненавидел. Если бы мог – своими руками каждую хтонь придушил. Жаль, что не могу».
Посмотрев видео, Вик содрогнулся от пробравшей… боли? Нет, возможно, ему просто показалось; просто хотелось считать, что за каждой ненавистью спрятана огромная боль, которая душит и человека, и все его «хорошие» чувства. Но пересматривать Вик не стал; и смеяться тоже.
Ладно, хватит, это было давно; а сейчас… Изрисованные окна и заявление, значит?
– Ну давай, учи. – Вик с готовностью падает на стул.
А Гор усмехается:
– В этом кабинете – никакого трудоголизма. Сначала сходи на кухню и налей себе лимонада. Потом приступим.
Составлять заявление оказывается не так уж сложно, Вик управляется за какие-то полчаса – и то потому, что расспрашивает обо всех мелочах: «А раньше составляли?», «А правда находят и штрафуют?», «А компенсацию выплачивают?» Потом Гор дает отмашку: «Пока – никакой работы, мне и жить-то в такую жару не хочется». И Вик забирается на подоконник к распахнутому окну – подставлять лицо ветерку.
Унылый серый город, вечные дожди… Да лучше дожди, чем плюс двадцать пять! Это ж совершенно невыносимо!
Прикрыв глаза, Вик вслушивается в размеренный шум жизни этой точки, рассчитывая подремать: в кресле, конечно, удобнее, но там и вырубиться недолго, стыдно потом будет… Но в коридоре раздаются шаги, затем открывается дверь, и кто-то громко и весело спрашивает:
– Что, сектантам спокойно не сидится?
Чей это голос? Сколько тут обучается – ни разу не слышал; с другой точки в гости заглянули?
Вик оборачивается – и выдыхает:
– Ух ты.
Девушка и с человеческой точки зрения необычная: ядовито-зеленые волосы, левую руку от костяшек пальцев до локтя обнимает темнота (не больно было набивать?), на сумке болтается брелок – лопоухая игрушка с выпирающими клыками. Но это, в сущности, ерунда. Куда интереснее ее хтоническая сторона: иссиня-черная птица, среди перьев мерцают болотные огоньки, а голова… Нет, живая; показалось – голый череп. Или все-таки не показалось?..
Так всматриваться неприлично – если ты человек. Но здесь, в кабинете, людей нет.
– Давно хотел вас познакомить, – усмехается Гор. – Вик, это Варя; Варя, это Вик.
Варя рассматривает в ответ не менее заинтересованно; улыбается, щуря раскосые глаза:
– Так вот ты какой, один из старейших работников агентства…
Она не подходит ближе, не протягивает ни руки, ни крыла; но чудится, будто цепко взяли за глотку и запускают под ребра когти, желая как следует изучить. Вик затаивает дыхание: в пустых глазницах птичьего черепа вспыхивают огоньки. Это ж какая тень у такой-то хтонической стороны?..