– Привет, мой любимый ужас! – и щелкает зажигалкой.
Первый вдох обжигает губы и горло льдом – в самый раз для жары. Второй дарит тонкие нотки мороза, не больше.
На третьем Вик усмехается, выдыхая дым:
– Я сейчас был на заказе… Девушка не могла отпустить свою мертвую бабушку, цеплялась за хорошие воспоминания, боясь, что если она позволит бабушке умереть, то и с воспоминаниями придется расстаться.
«Глупые-глупые люди, – шелестит то, что сидит в воде. – В смерть надо уходить легко и бесстрашно, предвкушая то, что ждет впереди. И отпускать других в смерть надо так же, оставляя в сердце память, но не людей».
– Глупые-глупые мы, – соглашается Вик. И ложится животом на перила. – Но я знаешь что подумал? А если бы я в тот день все-таки… Смогли бы меня отпустить? Не ставить на стол еще одну тарелку. Не думать: «Торт надо резать так, чтобы хватило на троих». Не ждать от меня сообщений. Или тоже бы застряли, превратили мою комнату в склеп, где невозможно не сойти с ума?
Сигарета тлеет в пальцах, пока Вик всматривается в темную воду. Сам не понимает: ждет ответа или вопрос был риторическим? И может ли то, что никогда не было ни человеком, ни кем-то похожим на человека, в принципе дать ответ?
Пепел осыпается от порыва ветра, Вик, опомнившись, затягивается – и слышит: «Не смогли бы; потому что не пришлось бы. Ничего бы с тобой не случилось – ни в одном из дней всего многообразия миров. Ты слишком интересный персонаж, чтобы вот так, в самом начале пути, тебя отпускать».
Вик выдыхает полные легкие дыма, оставляет на перилах тлеющую сигарету и, не прощаясь, выходит из-под моста.
Что было бы, если бы в тот день пришел к другой воде и другому мосту, – лучше не думать.
Прошлое подмигивает сквозь сны
Вику снится учитель – впервые за сколько лет?.. А снился ли хоть раз после инициации? Кажется, снился; но сны были типичными бредовыми снами, полными разных кусков из прошлого, которые почему-то никак не выходит отпустить.
Нет, здесь Вик все отпустил – в том смысле, что расстались они спокойно и закономерно, после окончания обучения. Примерно так расстаются с психотерапевтами, когда бесконечные запятые в списке проблем превращаются в точку. А у них хорошая вышла точка – зубастая и шестилапая.
И вот теперь отпущенное, но вернувшееся прошлое подмигивает: «Признайся, даже не вспоминал меня, правда?»
Конечно, Вик вспоминал – хотя бы рассказывая другим про отрезанную руку, которая на самом деле не рука, а кисть, и не то чтобы отрезанная: нож едва-едва в кость уткнулся. И думал: как хорошо, что нашли учителя. А ведь – страшно представить! – мог бы не выдержать, сойти с ума, умереть по своему отчаянному желанию…
Что потом, спустя шесть лет, порывался – это неважно. Главное – тогда подобрали пазл, которым рассыпалась жизнь, рассыпался он сам, и помогли сложить: в четыре-то руки удобнее.
Спасибо.
Вику снится учитель – наполовину седой, в знакомом бордовом свитере, с зажатой в зубах сигаретой. Они сидят на изученной вдоль и поперек кухне – вернее, это Вик сидит на стуле в углу, как всегда сидел, а учитель курит у вытяжки. Раньше ее не было; возраст берет свое, тяжко в окно выходить – или просто надоело?
Все настолько реальное – и прохладная клеенка на столе, и шум редких машин, и кружева сигаретного дыма, – что хочется укусить себя за палец: я точно сплю?
«Точно», – знает Вик. И улыбается, потому что не может не улыбнуться.
– Что, совсем большой и взрослый вырос? – в голосе учителя – привычная насмешка, от которой веет обаятельным оскалом; а глаза, как обычно, добрые и хищные.
Ничего не изменилось – и даже Вик будто не изменился.
Наверное, поэтому хочется отмахнуться: «Да какое там!» Но Вик прикусывает кончик языка: со многим можно не соглашаться, но отрицать, что с четырнадцати лет действительно вырос, – полная глупость.
Остается кивнуть:
– Я теперь зам в хтоническом агентстве, людей жру… в смысле провожу через хтоническую тень. И… мне двадцать семь.
Зачем прибавил последнее, понятия не имеет. Возраст – это всего лишь возраст; глупые циферки, которые растут с каждым годом, ничего с собой не принося.
– Надеюсь, в одноименный клуб вступать не собираешься? – подмигивает учитель, выдыхая дым.
– Я ж не музыкант, – отмахивается Вик, – куда мне. Да и… жить в последнее время все больше и больше нравится, как ни странно.
Если подумать, ничего странного нет: работа, которая позволяет раскрывать хтоническую природу; друзья, спокойно относящиеся к чудовищным закидонам; девушка, готовая принимать и даже разделять самые специфические предпочтения. Но после долгих месяцев бессилия, бессмысленности и дурацких суицидальных шуток, которые бормотал под нос исключительно с целью затормозить на этапе теории и не дойти до практики, – после этого всего невольно удивляешься, когда жизнь оказывается не такой уж невыносимой.