А когда у нее обнаруживается еще и приятная сторона…
Учитель ничего не должен знать о сложных временах: в реальности на тот момент давно разошлись. Но, можно подумать, все-таки знает – в один шаг оказывается рядом, обнимает и шепчет:
– Так тобой горжусь.
И Вик тает, словно никогда не грелся в объятиях и не слышал ни единого хорошего слова. Даже слезы скатываются по щекам и тонут в колючей бордовой шерсти.
Интересно, в реальности его свитер был таким же колючим?
– А вы мне специально снитесь? Или это выверты подсознания?
– Кто ж тебе скажет, – хмыкает учитель.
Он не намекает, что пора разрывать объятия, не отталкивает; и Вик прижимается щекой к его груди. Много лет мечтал обнять: он же не просто какая-то хтонь, он учитель, проводник, почти второй отец; и вот сегодня…
Память сохранила его одеколон – всегда бледный, приходилось чуть не по-собачьи принюхиваться, чтобы уловить: любопытно же! А сейчас, вблизи, слышно как никогда ярко.
Даже не думал, что во снах бывают запахи.
«Скажите… А тогда, тринадцать лет назад, это были вы или?..»
Вик, отстранившись, ничего не спрашивает: пускай тайна остается тайной. Но, кажется, он слишком громко думает – потому что учитель кивает. И не просто кивает – подчеркнуто, выразительно, так что ответом это не посчитает только дурак. А Вик, конечно, не дурак. Правда, удерживаться во снах все равно не умеет – просыпается, как всегда, на самом интересном месте.
И улыбается, глядя в потолок.
На вопрос со словом «или» ответить: «Да» – очень в духе учителя.
Просто поговорить
– Здрасьте, «Хтонь в пальто» слушает!
– Я… Я слышал, что у вас есть Лютый, который отлично пьет чай. Можно я… мне… Может он взяться за заказ?
– Без проблем! Вам сейчас или?..
– Сейчас.
– Давайте адрес, все будет.
В последнюю неделю погода сошла с ума: то жара, что аж асфальт плавится, то гроза с градом. Абсолютно не метеозависимый Лютый каждый день начинает с кофе – и вспоминает фразу из сборника рассказов, который однажды дала почитать Лена: «Мартовской погодой управляют какие-то психи»[7].
Их августовской – тоже. Скорее бы пришел темный, холодный, но стабильный сентябрь…
Добравшись до работы, Лютый даже не пытается запихать в себя еще одну кружку кофе, крепкого черного чая или чего-нибудь еще бодрящего. Просто ложится на подоконник, сворачивается в клубок и надеется, что ближайший срочный заказ достанется Лии. А лучше – чтобы вообще заказов не было.
Кажется, в мечтах об отдыхе он совершенно неприлично отключается – потому что просыпается от голоса Криса:
– Эй, соня, тебя на чаепитие зовут.
Это, конечно, к нему – кто же еще нагло спит в разгар рабочего дня?
Протерев глаза, Лютый хмыкает:
– А там не заброшка какая-нибудь?
– Обычный дом, – пожимает плечами Крис.
Что ж, ладно. Просят приехать на чаепитие – приедет, куда денется.
Надо спрыгнуть с подоконника, потянуться, вспомнить, как всегда нравилось ездить на такие «личные» заказы… Во-от, отлично – губы расплываются в улыбке, от позвоночника до кончиков пальцев разбегаются мурашки, и сон отступает: не буду, мол, мешать.
– Давай распечатку, все сделаю по высшему разряду.
Крис насмешливо, но по-дружески фыркает:
– Никогда в тебе не сомневался.
Дом приходится поискать – карты выстраивают ужасно кривой маршрут и предлагают ходить сквозь стены. Лютый, окончательно проснувшись за время тряски в метро, не паникует – посмеивается: думал, что современные технологии никогда не подведут, и вот, пожалуйста, рассчитывай на собственную сообразительность.
Где же ты, дом, где ты, нужный подъезд?.. Хорошо, хоть с погодой повезло: ни жары, ни ливня.
Можно позвонить заказчику – но Лютый ловит женщину, вышедшую из соседнего, судя по номеру, дома. И узнаёт, что надо войти во двор, но не здесь, а через вон те ворота, «они всегда открыты, не волнуйтесь», потом повернуть направо, дойти до конца – и там, у глухой стены с единственным окном, будет подъезд.