Мне в голову пришла одна мысль, я встал и снял телефонную трубку. Аппарат пока не отключили.
— А вам мой голос странным не кажется? Как он звучит?
— Нормально звучит. Вполне обычно.
— А эта квартира? Здесь не воняет?
— Ну, немного… душновато.
Я взял пульт управления, чтобы выключить телевизор. Мальчишки с остановившимся бессмысленным взглядом и такой же прямой и напряженной спиной, как у Фионы, на экране уже не было, однако добродушный дядька с широченной ухмылкой и густыми черными усами все еще скакал — только на этот раз он был в военной форме и его окружали мужчины того же возраста, национальности и выправки. Несколько секунд я смотрел на него — в голове у меня начало сгущаться еще одно воспоминание.
— Я знаю, кто это, — сказал я, щелкнув пальцами. — Это — как его… президент Ирака…
— Майкл, все знают, кто это. Это Саддам Хусейн.
— Точно. Саддам. — И перед тем, как выключить телевизор, я спросил: — А что за мальчик был с ним? Мальчик, которого он пытался обнять?
— Вы что, новости не смотрите? Один из заложников. Саддам демонстрирует их по телевизору, как скот или вроде того.
Прозвучало не очень внятно, но я понимал, что сейчас не время для подробных объяснений. Я выключил телевизор и сказал, с интересом прислушиваясь к собственному голосу:
— Простите меня, вероятно, вы думаете, что я невежа. Вы не хотите чего-нибудь выпить? У меня есть вино, апельсиновый сок, пиво, лимонад и даже немного виски. Мне кажется.
Фиона замялась.
— Дверь можем оставить открытой, если вам хочется. Я не возражаю.
Тут она улыбнулась, откинулась на спинку дивана и положила ногу на ногу:
— Ну а почему ж нет? Это будет очень славно.
— Вина?
— Нет, наверное, апельсиновый сок, пожалуйста. А то в горле все пересохло.
Кухонька оставалась самым чистым местом в моей квартире. Пыль я никогда не вытирал и пылесосом не пользовался — стороннему наблюдателю пыль разглядеть не так-то легко, на нее можно и не обращать внимания, а вот пятна и кляксы засохшей еды на сверкающих белых поверхностях я терпеть не мог. Поэтому, только удалившись в кухню и включив стоваттные софиты, бесстрашно залившие лучами чистого яркого света все блестящие углы и закоулки помещения, я вернул себе немного уверенности. Медленно сгущались сумерки, и первым делом, подойдя к раковине, я увидел отражение собственного лица, призрачно зависшее за моим окном на высоте пятого этажа. Именно к этому лицу Фиона обращалась последние пять минут. Глаза припухли от недосыпа и налились кровью от бесконечного разглядывания телевизионного экрана; в уголках рта начали вырисовываться глубокие борозды, хотя отчасти их скрывала двухдневная щетина; подбородок был по-прежнему относительно тверд, но еще три-четыре года, и он, вероятно, обвиснет и удвоится; волосы, некогда рыжевато-каштановые, теперь были исполосованы сединой и отчаянно нуждались в стрижке и укладке — они торчали дыбом, еще виднелись остатки пробора, настолько неуверенные и тщетные, что легко извинить наблюдателя, не заметившего их вовсе, — да и вообще, был ли пробор? Лицо и впрямь не очень дружелюбное: глаза, глубокие и бархатисто-синие, возможно, и намекали некогда на бездонные возможности, но теперь смотрели отчужденно и настороженно. Однако лицо оставалось честным. Такому лицу можно доверять.
А если заглянуть глубже — что там? Я всмотрелся в сумерки. Там — немного. В окрестных домах зажглись разрозненные огоньки, из открытых окон доносилось тихое бормотание телевизоров и стереосистем. Душный августовский вечер, типичный для лета, которое, казалось, извлекает злобное удовольствие, испытывая лондонцев на выживаемость, денно и нощно затапливая их волнами густой жары. Поглядев вниз, я заметил в скверике какое-то движение. Две тени — одна очень маленькая. Старушка выгуливает собачонку, и та, должно быть, очень старается не отставать, бросаясь от одного кустика к другому, а все нервы у нее натянуты до предела и звенят от тайных вечерних наслаждений. Я прислушался к прерывистым шорохам и шелестам — если не считать периодического воя далеких сирен, другие звуки не прорывались сквозь монотонный гул Лондона, доносившийся как из-под земли.
Отвернувшись от окна, я вытащил из холодильника пакет апельсинового сока и отколол в стакан три или четыре кубика льда. Потом залил их соком — пока они поднимались к краю стакана, их мелодичное постукивание друг о друга радовало слух. Я налил себе пива и вынес напитки в гостиную.