4) Б. УТВЕРЖДАЛ: выскочив из машины, он побежал в лес и упал ничком.
По счастью, снег ещё не сошел и все следы были видны невооруженным глазом. Размеры шагов Константина Натановича, глубина его следов не оставляли и тени сомнений: он шел абсолютно спокойной неторопливой походкой. (Бегущий человек оставляет глубокие следы с увеличенным интервалом. Это знают все, кто следил за похождениям Шерлока Холмса.)
Еще хуже обстояло дело с его падением ниц. Если не считать следов, снег был девственно чист. Обследовав всю округу, сыщики так и не нашли остатков лежбища Борового. Его попросту не было.
5) Б. УТВЕРЖДАЛ: выйдя на дорогу, он увидел метрах в двадцати возвращающийся «линкольн» Шпигеля.
Эти слова полностью опровергаются свидетельскими показаниями ещё одного шофера. Он четко запомнил, что из леса к горящему «мерсу» неторопливо шел человек. За углом же, метрах в 500, у обочины стоял «линкольн». Выходит, или врет свидетель, или Шпигель никуда не уезжал, а терпеливо выжидал в засаде, действуя по заранее намеченному сценарию.
6) Крышка от «мерседесовского» бензобака была найдена на снегу в полуметре от лимузина. Эксперты определили, что крышку не выдавило бензиновыми парами, а кто-то заботливый заблаговременно её свинтил. Трудно представить киллеров, которые, отстреляв обойму, станут аккуратно откручивать крышку, дабы бензобак не разнесло ко всем чертям. Это мог сделать только тот, кто не скрылся тотчас, а находился в непосредственной близи. (Помните крики Борового: «Не подходи! Взорвется!»)
7) Обугленная машина была поставлена на третью передачу. Любой шофер знает: на передачу ставят, если не надеются на ручной тормоз. Глушить мотор и включать передачу, когда от каждой секунды зависит твоя жизнь, — поступок, требующий большого самоотречения.
…Не надо быть заправским сыщиком, чтобы увидеть: что-то здесь неладно. Но…
Жизнь, известно, диктует свои законы.
Следствие по «горелому» делу было поручено одному из самых опытных работников Ярославской облпрокуратуры — следователю по особо важным делам Леониду Локаеву.
Локаев взялся за работу засучив рукава. И вероятно, однажды настал момент, когда он задался теми же сомнениями, что и мы сейчас. Свою душевную тоску «важняк» решил поверить потерпевшему.
«Перед началом допроса, — вспоминает Локаев, — я спросил Борового: „Константин Натаныч, у меня есть ряд вопросов, которые могут вам не понравиться. Как вы смотрите на это?“ — „О'кей, спрашивайте, что угодно“, — ответил он».
Что бы вы думали? Примерно на десятой фразе — «А почему?» — депутат «сломался». Он прервал допрос, наотрез отказался подписывать протокол и со словами «Провокация!» гордо покинул здание Генпрокуратуры. (Еще один характерный штришок: несмотря на многократные заявления, что найти преступников — дело его жизни, — в Ярославль на допросы Боровой ехать не спешил. Следователю пришлось отправляться в Москву.)
Конечно, не только один Локаев, но и все силовики Ярославля и Москвы отлично понимают, в чем причина подобного волнения Борового. В неофициальных разговорах руководители прокуратуры и милиции откровенно называют вещи своими именами. При этом горько добавляя: «Но доказать мы все равно ничего не докажем, а неприятностей наживем».
И если бы речь шла о каком-то рядовом гражданине Б., кривая правосудия, возможно, и доползла бы до победного конца. Но эта фигура — совсем не рядовая. Довольно известная Б. И отношение к этой Б. особое.
Не случайно прокуратура проглотила хамский уход Борового с допроса. Не случайно материалы дважды направлялись в столицу — на проверку в Генпрокуратуру. Не случайно все экспертизы проводились по два, а то и по три раза.
— Вот вы напишете, что никто на этого Борового не покушался, а он устроил все сам, — заявил нам один из таких «перестраховщиков», — и сразу же начнется шум. Материалы затребуют в Москву, назначат проверку. А так — никто ни о чем не вспоминает, и — хорошо…
Стоит ли после этого удивляться итогу следствия? Он вполне закономерен: дело временно приостановлено за ненахождением подозреваемых. Долгие поиски таинственной черной «Волги» никаких результатов не дали.
Великий китайский мудрец Конфуций в пересказе Ивана Сергеевича Груздева говорил: трудно найти черную кошку в темной комнате. Особенно если там её нет.
Честно говоря, идя на встречу с Боровым, я надеялся, что со мной он будет вести себя более корректно, чем с ярославским «важняком». Увы, благие ожидания не оправдались.
Хотя и начиналось все очень культурно. Константин Натанович встретил меня, как радушный хозяин, даже предложил чашку чая. Об истинной цели моего визита он ещё не знал: договаривались мы об обычном интервью. Пришлось отвечать вежливостью на вежливость. Поговорили о Чечне, о КГБ, о думских выборах. Пока постепенно не подошли к искомому.
На предложение вернуться к покушению Боровой ответил весьма охотно и под диктофонную запись воспроизвел примерно тот же текст, которым оперировал и раньше. Но затем несколько расширил тему.
Он сказал, что следствие вообще не хочет чего-либо делать и вместо того, чтобы искать настоящих террористов, пытается свалить всю вину на него.
— Прихожу я на допрос, — скорбно жаловался Боровой, — следователь спрашивает: «Могли вы сами организовать это покушение?» Отвечаю: «Считайте, как хотите». После смотрю — в протоколе написано: «Да, мог бы». Конечно, ничего подписывать я не стал…
Еще Боровой сказал, что знает организаторов теракта. Это одна конкретная преступная группировка. Следователь их тоже знает. Даже встречался с представителями бандитов. А потому тему эту отчего-то замял…
Наверное, надо было быть умнее и продолжать эту интеллигентную беседу, но что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут.
Первый же лобовой вопрос привел гостеприимного доселе Константина Натановича в нервное возбуждение.
— Скажите, — спросил я, — а как вы можете объяснить, что ваши показания полностью противоречат результатам экспертизы?
Боровой замялся:
— А откуда вы знаете о результатах экспертизы?
— Да уж знаю…
На лице политика застыло задумчивое выражение. В таком ступоре он просидел где-то полминуты, потом встряхнул головой и резко произнес:
— Так. Мне это все надоело… Хватит!
С этими словами депутат выключил стоящий перед ним редакционный диктофон и вытащил оттуда кассету.
— Как фамилия вашего редактора? — тоном следователя спросил он.
— Гусев Пэ Эн.
Сверившись с портативным «ноутбуком», Константин Натанович взял в руки сотовый телефон.
— Алле. Здрасте, это Боровой… Нет, все хорошо, спасибо. Тут вот какой вопрос. У вас работает некто Хинштейн? Да? Просто он сейчас находится у меня и задает очень странные вопросы. По тому покушению, коржаковскому (?!). Мне кажется, здесь что-то нечисто. Я вас прошу: давайте ничего не будем об этом писать. Ну, пожалуйста… Очень прошу. Нет, нет… Хорошо, я не буду обижать бедного еврейского мальчика. (После этой фразы Константин Натанович выжидающе посмотрел на меня.) Поймите, это чистой воды провокация… Ну, пожалуйста…
Положив трубку, он торжествующе произнес:
— Все. Никакой публикации не будет. С вашим главным редактором я договорился.
— Это мы ещё поглядим. — Я был просто вне себя от ярости.
— Поглядим. — Боровой посмотрел мне в глаза особым проницательным взором. Именно такими взорами чекисты в советских фильмах окидывают шпионов, не желающих признаваться в содеянном.