Правда, поначалу Уваров упорно не хотел браться за химкинский «висяк». Чтобы уговорить его, Ильюшенко пришлось подключить едва ли не всех своих замов. Вода, известно, точит камень. В итоге Уваров, убежденный, что наручники плотно сидят на запястьях Панскова, полностью переключился на дело Айдзердиса.
А его (Уварова) руководство поняло, что стесняться больше нечего. Уже на следующий день после ухода «важняка» первый зам генерального Олег Гайданов (правая рука Ильюшенко) вызвал к себе следователя Ахметова из бригады Уварова и откровенно спросил: «Ну что, будем закрывать дело Панскова?» Ахметов удивился и сказал: «Вы чего? Он же преступник».
Крики Гайданова были слышны по всему зданию прокуратуры. Он так наорал на бедного следователя, что 60-летний Ахметов не спал всю ночь. Утром его с сердечным приступом отвезли в больницу.
Следователь Руслан Тамаев, которому перепоручили злополучное «дело», оказался более понятливым. Неудивительно: он только что перевелся в Москву из Чечни и должен был отрабатывать повышение.
Ровно через месяц после вынесения Уваровым нового обвинительного заключения, 25 июля 1994 года, Тамаев прекратил уголовное дело «за отсутствием состава преступления».
Покупку Пансковым машины за бесценок он расценил не как взятку, а как оплату «частному лицу, оказавшему своими интеллектуальными действиями помощь в создании АО „АСМ-Холдинг“. В оформлении липовых договоров усмотрел „формальные признаки должностного подлога“, в которых нет „корыстных побуждений“. А признание в получении немецких марок и вовсе было написано Пансковым „под давлением следователей МБ РФ“.
Из текста постановления видно, как сильно Тамаев торопился. Практически все оправдания притянуты за уши и слеплены, словно сибирские пельмени.
Игра стоила свеч. Уже очень скоро после выхода Панскова на свободу старший советник юстиции Р.С. Тамаев получил «за особые заслуги» квартиру в Москве.
А недавний арестант начал стремительное продвижение по карьерной лестнице.
Из протокола допроса гр-на Панскова В.Г. от 27.02.93:
Следователь: Имеются ли у вас какие-либо пожелания?
Пансков: Да. Дело в том, что за последнее время я много думал и решил добровольно написать обо всех касающихся меня фактах, которые следствием могут быть расценены как противоправные. Постараюсь, ничего не скрывая, чистосердечно изложить все, что помню.
Думаю, Пансков отлично понимал, что рано или поздно его все равно «отмажут». Слишком влиятельные силы стояли за чиновничьей спиной.
Чем еще, как не помощью высоких покровителей, можно объяснить тот факт, что за два месяца до окончания уголовного дела Пансков был назначен главой аппарата Комитета по бюджету и финансам Госдумы (в апреле 94-го). А в мае вообще стал заместителем начальника Финансово-бюджетного управления администрации президента. То есть подчиненным Сергея Филатова, который, как известно, тесно дружил с Ильюшенко. (Намек, надеюсь, понятен?)
Выходит, нет ничего странного в том, что, когда в октябре 94-го президент затребовал у Генпрокуратуры и ФСК материалы на Панскова, Ильюшенко прислал в Кремль куцую справку, где говорилось: никаких компрометирующих сведений на данное лицо нет. Следствие прекращено «за отсутствием состава», делу демократии предан, характер нордический, стойкий. «Принципиальный» директор ФСК Степашин подписал эту справку не глядя.
Между тем Степашин, как никто другой, отлично знал цену Панскову. Именно его «люди» инициировали всю эту историю. Именно на Лубянской площади были собраны все материалы, легшие в основу уголовного дела.
В том числе и те, доказать которые по вышеприведенным причинам не удалось.
А жаль. Это было бы намного серьезнее, чем оформление «липовых» десятитысячных договоров.
Невостребованных скелетов в шкафу у Панскова осталось с достатком. В том числе и история, связанная с именем его старого товарища Млынника — того самого, что передавал ему немецкие марки за «консультации». История о том, как Пансков с подачи Млынника пытался помочь некой германской фармацевтической фирме «Luitpold-Werke» получить государственный долг России. (Не бесплатно, разумеется.)
Было это или нет — утверждать мы не беремся (истина погребена в архивах Генпрокуратуры). Доподлинно известно лишь одно: долги перед немцами оказались настоящей кормушкой для отечественных чиновников разных уровней.
В России ведь не берет взяток только ленивый. (И ещё невинная жертва бериевских приспешников Владимир Георгиевич Пансков.)
Часть 2. Владимир Бабичев
Смерть немецким оккупантам
Когда в СССР началась перестройка, многие западные бизнесмены, наслушавшись песни «Винд оф ченж», решили, что теперь они могут завести с обновляющейся страной деловые отношения.
Наивные! Спустя несколько лет большинство из фирмачей по достоинству оценили слова поэта Тютчева: «Умом Россию не понять».
Несмотря на то что торговали бизнесмены, как правило, с государственными структурами, советские покупатели отчего-то не стремились расплачиваться по счетам, обманывали партнеров на каждом шагу и за любую мелочь (типа контрактов) вымогали взятки. Бизнес в России оказался сродни тотализатору — единицы выигрывают, большинство остается ни с чем.
Одной из таких проигравших была немецкая фирма «Pindur Gmbh». Созданная бизнесменом Эрнстом Пиндуром, компания пыталась поставлять в СССР компьютеры, оргтехнику, станкостроительные машины. И представляла в Союзе интересы некоторых фармацевтических фирм, в том числе и «Luitpold-Werke».
Пиндур одним из первых начал торговать с Москвой — едва ли не с 83-го года. Сперва все шло как нельзя лучше — взаимовыгодный бизнес процветал.
Неприятности начались с приходом демократии. В 90-м году Пиндуру впервые не заплатили за уже поставленную продукцию. Поначалу он даже не понял, что произошло — настолько диким казалось это цивилизованному дельцу. Но когда подобная ситуация повторилась во второй, а потом и в третий раз, Пиндур наконец-то уразумел, что это не просто техническая накладка, а «реформы — новый курс». Торговать с Россией оказалось себе дороже.
По сей день «Pindur Gmbh» не может получить деньги за два реализованных контракта. На общую сумму миллион шестьсот тысяч марок. Причем должны ему организации более чем серьезные — «Медэкспорт», «Станкоимпорт».
— Возможно, — признается Эрнст Пиндур, которого я разыскал в Праге, — для крупной компании это не принципиальные деньги. Но для нас, для средней фирмы, весьма серьезные. Поэтому, когда ко мне обращается кто-то из немецких бизнесменов и спрашивает: стоит ли вести бизнес с Россией? — я честно отвечаю: если у тебя есть несколько миллионов марок, которые ты можешь безболезненно потерять, — веди. Я лично знаю пару фирм, которые полностью обанкротились, работая в России.
Справедливости ради следует заметить, что большинство долгов Пиндур все же сумел получить. Только сражался он за них с таким упорством, какому могли бы позавидовать иные немцы образца 45-го года. Проводил бесконечные встречи, писал на самый верх — в Минфин, Черномырдину и пр.
Разумеется, давал взятки.
Об этой стороне дела Пиндур, впрочем, не очень любит вспоминать.
— Что изменится, если вы напишете обо всем этом? — грустно говорит он, аппетитно прихлебывая чешскую водку (часто бывая в России, Пиндур перенял немало наших привычек, например научился пить водку стаканами). — На место одних взяточников придут другие?
Я с ним не спорил. Ведь у мистера Пиндура есть все основания относиться к нашим чиновникам без особой симпатии. В том числе и к самым высокопоставленным.