— Приблизительно.
— Но не думай, что это легко и просто. Чтоб такой узел собрать... примерно операций шестьдесят делается прежде, чем эти части окажутся пригодными для сборки. Вся бригада налаживает и подгоняет детали.
— Ты доволен своей работой?
— Нравится. Бригада хорошая, зарабатываем неплохо.
— Ас учебой как?
— Пока никак.
— И у меня не лучше,— призналась я, вздохнув. — Но знаешь, что со мной бывает? Снится, будто я поступаю в институт и не получаю нужный балл, проваливаюсь. Или еще хуже: уже учусь, а меня исключают за неуспеваемость. Просыпаюсь в слезах. Так хочется учиться!
— А кто тебе не дает?
Я промолчала. Не хотелось признаваться, что боюсь провалиться на экзаменах,— сейчас такие конкурсы в вузы. Не верю, что смогу как следует подготовиться, руки опустила.
— Чтобы стать хорошим слесарем-сборщиком, институт кончать не надо,— сказал Ромка. — Достаточно и десяти классов... Лиля говорит, что ты неплохо чувствуешь себя на фабрике.
— Привыкла.
«Лиля говорит... Он бы мог это узнать от меня!»
И снова долгое, томительное молчание. На этот раз Ромка что-то отыскивал под столом, а я смотрела на оконную портьеру — кто-то умудрился повесить ее неправильно: оранжевые березки, разбросанные по кремовому полю, висели верхушками вниз.
— И знаешь, что мне еще часто снится? — опять прервала я молчание. — Море. Видела его только в кино и во сне. Вот бы съездить к Черному морю!
— Неплохо бы...
— А знаешь, как родилось Японское море?
— Японское? — переспросил Ромка.
Как бы мне хотелось знать, о чем он сейчас думает!
— Сто миллионов лет тому назад,— произнесла я тоном учительницы,— на Дальнем Востоке произошел крупный разрыв земной коры. На этом месте и возникло Японское море. А Японские острова до сих пор уплывают в океан.
— Как это — уплывают? — удивился Ромка.
— Очень просто.— Мне хотелось втянуть Ромку хоть в какой-нибудь разговор, расшевелить его. — За последние шестьдесят лет, например, они передвинулись на восток на два метра... А Каспийское море мельчает.
— С чего бы это?
Кажется, Ромку это интересует.
— Есть такой залив — Кара-Богаз-Гол, то есть Черная пасть. Отнее-тоивсе беды. Она заглатывает ежегодно, кто бы мог подумать, двенадцать миллиардов кубических метров воды, а назад Каспию не возвращает. Это такая огромная испарительная чаша... Ученые занимаются этим сейчас, плотина будет строиться...
— Саша! — На Ромкином лбу возникла продольная и тут же ее перечеркнула вертикальная морщина. — Не умеем мы разговаривать, мне с тобой молчать хорошо. Я хотел... Не могу больше так... Заходил сегодня туда, выбрал момент, когда Олег Семенович ушел куда-то, подкарауливал на противоположной стороне улицы, представляешь? Дожил... Вошел и говорю: «Надо решать что-то определенное, уходи от мужа, объясни ему все, надоела канитель. Если нет — уеду!» А она: «Ну и катись!» Не успел к двери отойти, подбежала, кинулась на шею: «Не могу без тебя, люблю!» — «Тогда зачем же ты на двух стульях сидишь?» Заработал пощечину: «Пошляк!» Надоело мне все это, до чертиков надоело!..
Я неожиданно икнула, да так громко, что сама испугалась: надо же в такой момент!
Ромка вскочил, распахнул пиджак.
— Иди сюда, а то весь дом по тревоге поднимешь!
Как уютно под Ромкиным пиджаком! Сердце стучит возле моего уха крепко, сильно. Затаив дыхание, я трижды просчитала до одиннадцати,— говорят, должно помочь. Не знаю, от этого ли, от чего другого, но икать я перестала, высвободила голову, спросила:
— Что ты хотел мне сказать?
Ромка выпустил меня.
— Саша, милая,— сказал он, не глядя на меня,—-помоги, одному мне не справиться, силенок в обрез.
— Я готова тебе помочь, но как и чем?
— Ты бы вышла за меня замуж?
Все мои беды и переживания показались ничтожными по сравнению с тем счастьем, которое свалилось на меня неожиданно.
Невероятно...
— Саша, поверь, я долго думал, колебался... Я шел к тебе с этим... Телеграмму даже послал... Боялся, что не придешь. Ты замечательный человек, Саша.
— Этого мало.— Я вздохнула.— Ты ведь не любишь меня.
— Ты мой единственный настоящий друг, Саша... Увидишь... Поверь... Пойми...
Если бы я попыталась рассказать кому, что делается сейчас в моей голове, в моем сердце, ничего внятного и определенного от меня не услышали бы. Во мне сцепились, упорно отвоевывая свое, радость, страх, надежда, сомнение. Я знала, что разумней всего сказать «нет», но я знала и другое: нельзя сейчас отталкивать Ромку, мое согласие может спасти его от отчаяния, от подлости, которую они с Лилей совершают по отношению к Олегу Семеновичу.