Она схватила его руку и резко рванула на себя. Женя встал, сделал несколько шагов к двери и прислонился к дверному полотну, что открывалось вовнутрь.
- Боже как я счастлив! - воскликнул он.
- И я тоже, милый! - сказала она. - А сейчас уходи. Ты слишком долго находишься здесь.
- Мы должны отправиться на пикник вдвоем, - сказал Женя.
- С радостью. Когда?
- Завтра. В час дня я жду тебя на повороте, возле карьера.
- Хорошо, милый.
- Не передумаешь?
- Никогда не нарушала своего обещания. До завтра, милый, пока.
Среда- базарный день. Село словно вымирает. Сельские жители, кто выкормил поросенка, кто бычка, кто курицу - несут на рынок, чтоб выручить копейку. В колхозе платят только натурой, а единоличники и того лишены.
В час дня Женя уже стоял с сумкой, наполненной продуктами и вином, в условленном месте. 21 июня - самый длинный день. Солнце стояло почти в зените, закрытое довольно массивной пеленой разорванных туч. Было очень тепло, но не жарко. Люда появилась без опоздания в легком ситцевом платье широком книзу и с сумкой в руках. Белокурые волосы касались открытых плеч, кожа на оголенных руках сверкала легким загаром.
- Привет охотнику! твоя белочка здесь, не спугни только - убежит, - сказала она, весело улыбаясь.
- А я ее за хвостик ухвачу, - сказал Женя, намереваясь поцеловать в щеку.
- Осторожно: огнеопасно. Углубимся лучше в лес, подальше от свидетелей. Белочка чересчур стеснительная, - сказала Люда. - Я уже два года здесь, привыкла, стала почти деревенской. Да и бабушка воспитывала меня строго. Она у меня родилась и получила воспитание в прошлом веке. Сейчас мир совершенно изменился. Люди стали так грубы, беспардонны, лживы, корыстолюбивы. Так легко предают друг друга. Все от зависти. Лена, моя бывшая подруга, тоже ведь завидует мне. А зависть - это зло. Зло ведет к подлым поступкам. Это она растрепала о нас по всему селу, что мы любовники. Теперь я знаю, кто она такая. Если бы мы жили в городе...там нет дела до тебя, можешь творить, что хочешь, а тут...
- Не стоит обращать внимание. Почешут языки и перестанут, - сказал Женя, подавая руку спутнице у небольшого ручейка. - А тебе нравится здесь? не хотела бы уехать в город?
- Пока не задумывалась над этим. Уже привыкла. Человек ко всему привыкает. Вон мы привыкли к земным богам и не можем жить без них. Мы даже не знаем, как жить надо. Нам, как воздух, нужно указание сверху. Так и я привыкла здесь. Народ, правда, как мне кажется, хороший, добрый. Тихо стонет под железной пятой председателя колхоза. Бабушка уже старенькая, все зовет в Москву. Я-то поехала бы, да толку что: никто меня не пропишет к ней. А без прописки - штраф. Пока училась - никто не трогал. Милиция знала, что я студентка, а потом надо было уезжать. Бабушка живет в полуподвале в маленькой комнатушке двухэтажного особняка, некогда, до революции принадлежавшего ей и ее мужу. Теперь даже эта комнатенка ей не принадлежит. Она в ней имеет право жить, если не будет нарушать паспортный режим. У нас везде режим, даже у меня на работе режим. Я его стараюсь выдерживать, но поскольку я главная здесь, я иногда, могу позволить себе его нарушить. Ах, если бы этот особняк принадлежал бабушке, мы бы с тобой поехали в Москву, не правда ли? Ты хотел бы жить в Москве?
- Если бы этот особняк принадлежал твоей бабушке, тебя бы здесь не было, не так ли? Коммунизм это благо: мы с тобой оба нищие, а значит равны. Мы братья в нищете. Мы - пролетарии. А Маркс писал: пролетарии всех стран -совокупляйтесь!
Нам надо внять этому призыву.
- Объединяйтесь, а не совокупляйтесь, - расхохоталась Люда.
22
Грунтовая дорога, утоптанная лошадьми и изрытая коваными колесами возов, размокла от недавних дождей, и идти по ней было нелегко. Пришлось соблюдать осторожность, дабы не погрузиться в грязь по щиколотку. Но Люда не хныкала. Она говорила не умолкая. Правильная речь, нежный голос делал ее прекрасной собеседницей, с которой везде интересно и легко.
Вскоре они поднялись на перевал, нашли небольшую полянку, окруженную орешником, и около двух молодых дубочков расстелили байковое одеяло. Гряда гор, покрытых буйной зеленью, распустившейся листвы буков, виднелась на востоке и западе. Между горами, как между листами развернутой книги - селения, покрытые сизой дымкой. Их даже не видно, они глубоко, внизу. Небо как бы прослезилось, открыло свой божественный голубой глаз: тучи растворились, или совсем ушли. Мягкий ветерок колыхал молодую траву. Ни людей, ни птиц, только пчелы слабо жужжали, садясь на чашечки цветов молодой травы.
Люда сняла платье, как прошлый раз на пикнике, села на одеяло, поджала колени к животу и обхватила их руками. Женя уронил голову на колени возлюбленной и поцеловал в живот. Она наклонилась к его губам и наградила его затяжным поцелуем.
- Господи, как хорошо! Какое счастье, что ты рядом! Как ты красива - вся, вся, от макушки до пят.
- Не преувеличивай, я обыкновенная. Это тебе так кажется, потому что ты любишь меня. Но все равно, спасибо тебе. Мне просто дурно от твоих слов.
Женя застыл в изумлении: перед ним лежала настоящая, живая Обнаженная Маха.
Люда молчала, широко раскрыв глаза. Она дышала спокойно. Два тугих шара плавно поднимались и опускались в такт дыханию и биению сердца.
- Одевайся, - повторил он ласково, - а то я могу нарушить свое обещание, - во мне легко может проснуться мужчина.
- Я знаю. Я удивляюсь, что ты все еще держишься. Обычно мужчины в такой ситуации все забывают, в них просыпается что-то звериное, они идут на все, чтобы овладеть зверьком, - сказала она.- Но повернись на спину. Будь моей лошадкой. Я хочу быть седоком. Я все сама.