- Ну вот, мы уже морально разложившиеся личности, - с грустью шепнула Люда. - Но, все равно... приходи ко мне сегодня вечером, я буду ждать тебя. Непременно приходи.
- Как только стемнеет, - сказал Женя.
Как только они ушли, мать начала выговаривать сыну:
- Негоже, сынок, при живой жене, с другими бабами якшаться, Бог не простит. Твой отец никогда бы так не поступил. Ты думаешь эта сучка лучше твоей суры? Да она бл... это сразу видно. Разве порядочная женщина приперлась бы к чужому мужику посреди бела дня, чтобы утащить его на сеновал и поганиться? А, может, ты их вдвоем, по очереди обрабатывал?
- Мать, прошу тебя, не надо. Я сам как-нибудь разберусь, что к чему и кто чего стоит, - произнес Женя, краснея от злости.
- Ну, как знаешь. Я тебе только добра желаю, я вижу: тебе эти сучки нужны. Твоя Зоя - жидовка, а эта врачиха тоже на нее смахивает. Разве мало своих в родном селе? Разводись, женись на нашей девушке, и будешь жить спокойно. Наши - работящие, по сеновалам к чужим мужикам не лазят. Эх, сынок, ученый ты дюже стал, а жить еще не научился.
23
Она плотно зашторила окна, проверила замок на дверях, а потом зажгла тоненькую свечу.
- Ты безусловна права, - сказал Женя, усаживаясь к накрытому столу и разливая вино по бокалам. - Но...будем выше всего этого. Кто нас судит? Судьи - кто? Кроме того, любовь требует жертв. Я готов отдать жизнь за любовь к тебе, а деревенские пересуды для меня ничего не значат, все равно, что муха слону.
- Я не могу так, - сказала она, обнимая и как-то судорожно прижимаясь к нему.
- Дорогая моя, несравненная моя, давай хоть на сегодня попытайся забыть об этом. Мы вместе и это прекрасно. Возьми, подкрепись, потом пойдем, согреемся немного, а там приступим к обсуждению появившихся проблем.
- Да, да, я так тебя ждала...Видишь, я даже халатик не застегнула, и на мне ничего нет, - сказала она, впиваясь ему в губы и запуская руку за брючной ремень. - Ну вот, он уже как штык...покажи мне его, ты и сам не знаешь, какая это прелесть. Как бы хорошо было, если бы мы срослись...
- Мы уже срослись, - сказал он, но она ничего не слышала, проваливаясь куда-то в бездонное пространство и, издавая слабые нечленораздельные звуки земного блаженства, которые можно постичь только в молодости, находясь без ума от любви.
- А теперь к столу! - сказала она спустя некоторое время. - Я хочу есть, хочу вина и опять тебя. Мне кажется, я не насыщусь тобой, а хочу насытиться...на всю оставшуюся жизнь. Я не поеду к бабушке, как планировала раньше, а ты не возвращайся к Зое. Уедем хотя бы на месяц на море, у меня отпуск, побудем вместе этот месяц, а там решим, что делать дальше.
- Напиши бабушке письмо.
- А что писать, о чем писать?
- Нет, я не стану читать чужие письма.
- И что же мне ей написать? что люблю, а ее забыла? что он чужой муж?
- Люда, о чем ты говоришь? Да если хочешь знать, я почти твой раб, ты поработила меня в постели, я не стыжусь тебе в этом признаться. Ты необычная женщина, не похожа на всех остальных, - откуда ты, кто ты такая, объясни мне, если можешь. Таких, как ты я еще не встречал в своей жизни. Недаром какой-то солдат пишет тебе по два письма в день. Даже если наша страсть угаснет через десять-двадцать лет, в тебе так много добра, порядочности - на всю жизнь хватит. Где еще такое найдешь?
- Что касается постели, то я до тебя не гуляла, аборты не делала, не рожала и мне всего лишь двадцать два. Этим я отличаюсь от своих сверстниц, которые прошли огни и воды, и почти наполовину израсходовали себя. Каждый человек - это сосуд, наполненный соками. При дурном образе жизни, сосуд становится пустым. Это касается не только меня, но и тебя тоже. Вот почему твоя Зоя не может конкурировать со мной, как с женщиной. А потом, я ежедневно хожу по горам, это своего рода спорт, я вся состою из мышц. У меня и там мышцы, которыми я могу управлять. Тебе всегда будет казаться, что ты у меня - первый. Я соблюдаю гигиену, я медик, а медики все такие, чистюли. А что касается моего отношения к людям, то это наследственность. Мой дед - чистокровный поляк, следовательно, у меня, что-то есть от них.
- Не люблю поляков.
- Почему?
- Они националисты. А ты-то польский язык знаешь?
- Ни слова. Я родилась и выросла в Ярославле.
- Какая же ты тогда полячка?
- Я русская, а так, просто гибрид, какая-то частичка польской крови в моих жилах течет. А потом, моим воспитанием занималась бабушка, она аристократка до мозга костей. Мне чужда эта пролетарская грубость, эта ненависть к людям под лозунгом: кто был ничем - тот станет всем. - Она помолчала, а потом спросила: - Так что, будешь подавать на развод?
- Пока подождем. Когда определится все - тогда ...
- Переводись на заочное обучение, будем вместе работать и вместе радоваться жизни. Я стану для тебя хорошей женой, ты не пожалеешь, вот увидишь.
- Это проблема. Работать где-то в глуши, где нет даже порядочной библиотеки, осваивать курс наук очень тяжело. Лучше промучиться на дневном отделении, может, ты вернешься в Москву к бабушке и подождешь меня годика два? Это не такой уж большой срок. Я тебе буду писать письма каждый день.
Люда вздрогнула, но быстро собралась, пришла в себя и ответила:
- У тебя железная логика и мне возразить нечем. Я, пожалуй, подумаю над этим. А пока поедем в Ялту на месячишко. У меня деньги есть, ты можешь не беспокоиться. Завтра упакуем чемоданы и - в путь.
***
Женя первым подошел к месту встречи с небольшим чемоданчиком в руке. Там у него было полотенце мыло, бутылка воды, бутылка вина и зубной порошок и кусок хлеба с жареной свининой. Единственное шоссе пустовало. Ни одна машина не прошла за это время, ни один возчик не миновал. Люда подошла никем не замеченная и чмокнула Женю в щеку, а Женя обнял крепко, впился в губы и не отпускал.